За день до послезавтра
Шрифт:
— Направо, пожалуйста.
Пограничник провел Эдварда по широкому коридору, по сторонам которого висели постеры с видами Финляндии. У одной из дверей с двузначным номером над ручкой он попросил его, так и идущего впереди, остановиться. Едва не соприкоснувшись плечами, показав желтую надпись «RAJAVARTIO-LAITOS» на спине, финн открыл дверь магнитной карточкой и комбинацией нажатий алюминиевых кнопок, выступающих из электронного блока под замком, и сухо улыбнулся:
— Подождите здесь, пожалуйста.
— Долго это займет?
Пограничник пожал плечами и ответил: «Минут пять, может, десять», но было видно, что это просто предположение.
Эдвард ожидал, что, запустив его в комнату, тот уйдет, но пограничник попросил показать содержимое сумки и поясной сумочки, быстро проглядел все отделения, откинул и тут же закрыл обратно крышку нетбука и только на этом закончил. Снова сказав, что «нужно подождать», он открыл дверь комбинацией карточки и пароля, — кнопки чуть
Потратив несколько минут на приведение сумки и сумочки в порядок, Эдвард обернул меньшую вокруг пояса, щелкнул защелкой ремешка и прошелся по периметру комнаты. Ему было плохо от напряжения и страха. И развешанные по стенам плакаты с рапсовыми полями, выкрашенными в красный цвет амбарами и счастливыми женщинами в национальных костюмах не развлекли его совершенно. В комнате был стол, на котором пограничник и проверял его вещи. Был один стул за ним, и один отдельно, в углу. Была маленькая раковина, в которой стояла оставленная кем-то кружка с присохшим кофейным осадком. Под потолком в одном из углов висел черный стеклянный шарик, со спрятанным внутри глазком камеры видеонаблюдения. Больше в комнате не было ничего.
Стараясь не трястись, Эдвард сел на стул, скрестил руки на груди. Это работало минут пять, потом перестало. Тогда он снова встал, подошел к одному из плакатов, попробовав прочитать текстовую часть. Не понял почти ничего, и не просто из-за стремящегося к нулю уровня финского, — не разбирались даже буквы, все сливалось. Минуть десять прошло в разглядывании букв, и перечитывании отдельных слов. Примитивный способ помог, тошнота потихоньку начала проходить. Эдвард поглядел на часы — прошло уже более 20 минут. Подошел к двери, подергал — было, конечно, заперто. Демонстративно пожал плечами, потыкал пальцами во все кнопки подряд, послушал их разнотонный мышиный писк. Видеокамера под потолком или какой-нибудь скрытый динамик не разразились требованиями сесть на место, никто не пришел и не объявил то же самое командирским голосом. Поэтому он попробовал еще раз, и с тем же результатом. Если тренироваться достаточно долго, кнопками можно было бы сыграть простенькую мелодию, но выпендриваться он уже не стал. Убедившись, что после нажатия четырех любых кнопок и символа «решетки» на панели замка пару раз мигает запрещающий красный огонек, Эдвард вернулся к столу. Прошелся пару раз по комнате, в которой ничего не изменилось. Опять покосился на плакат. Произнес несколько мяукающих малайских слов. Пару фраз по-японски. Достал из валяющейся на столе сумки нетбук, ушел к «отдельно стоящему» стулу, открыл и включил. Заряд батареи был на 30 %, и Эдвард снял нетбук с колен, положил на стул и снова подошел к сумке. Адаптер был собран под вилку британского стандарта BS 1363, подходящего к сингапурскому SS 145, и это его неприятно кольнуло: по визе, прибытие сингапурского инженера в Россию датировалось девятью днями назад, любому показалось бы странным, что батарею не подзаряжали столько времени. Найдя лежащую отдельно «европейскую» вилку на тонком шнуре, он поменял сингапурскую на нее и вернулся к стулу, волоча хвост собранного адаптера по полу. Воткнул в одну из имеющихся розеток, соединил с нетбуком, поглядел на замигавший огонек процесса зарядки. С трудом удержался, чтобы снова не взглянуть на камеру под потолком. Вздохнул, включил. Это была его собственная машина с «курсов» — со всеми нужными логами. В Сеть она весь последний год выходила как бы именно из Сингапура. Но на «обоях» была, ясное дело, не «Лев-Русалка» с острова Сентоза, она же «Мерлайон» и «Шинга-Лаут», а полуголая девка с ангельскими крыльями за спиной. Как бывает, если тебе меньше сорока. В нетбуке было полдесятка экселевских таблиц с именами клиентов и контактов по всему миру, с ячейками, раскрашенными в разные цвета. Было несколько папок с фотографиями разной давности — пейзажи и птицы, иногда довольно забавные. Четыре сотни ссылок на книги на английском, с ярлыками «Амазона»: очень разные, от каталогов ракушек до учебников по механике и электронике «особых условий работы». Примерно столько же индексированных PDF-файлов со сканами визитных карточек. Отсортировав их по датам, Эдвард с удовлетворением убедился, что полтора десятка последних — русские, из Кирова, Пушкина и Санкт-Петербурга. Врачи и биологи, из нескольких институтов и больниц. Без излишеств. Убедившись, что имена ему знакомы, он закрыл все окна и полез в папку «Мои видео». По этому поводу год назад был даже спор: инструктор считал, что набить папку полудюжиной пиратских закачек, «нарушающих авторские права», будет более естественно, чем не набить. Но их не было. Смотреть было нечего, и он вернулся к сканам визиток, прорабатывая индексы и иногда дополняя их давно заученными обозначениями. Это позволило скоротать время до тех пор, пока за дверью наконец-то не стукнуло. До этого от нее не доносилось ни звука, и в комнате было слышно лишь гудение вентиляции да иногда его собственное бормотание на английском. Теперь —
— Мистер Ярнлюнд?
— Да.
Он встал со стула, держа открытый нетбук в руке. Вошедший закрыл за собой дверь и обернулся к нему, улыбаясь. Он был в желтоватом пиджаке, цвету которого Эдвард не сразу подобрал название, но потом вспомнил — «песочный». Ниже среднего роста, уверенный и быстрый в движениях, с приятным лицом. Мужчине было лет 45, и при взгляде на него в уме сразу возникало слово «эксперт». Эксперт по чему-то. Можно было надеяться, что не по криотехнике, — но, с другой стороны, вряд ли это было к лучшему. В руке — его собственный алый паспорт и бумажная папочка стандартного светло-бежевого цвета.
— Садитесь, садитесь. Я вот сюда.
Голос у мужчины был не низким и не высоким, как раз подходящим его лицу. Он сел за стол, и пока устраивался, Эдвард закрыл сначала рабочее окно, потом крышку нетбука и уложил его на стул рядом с собой. Пришедший смотрел на это с благожелательной улыбкой и молчал. Это не могло нервировать человека, прошедшего реальные допросы на реальной войне в 20 с небольшим лет, — но такого никогда не испытывал сингапурский инженер. Поэтому Эдвард сразу начал спрашивать, в чем дело, почему пришлось так долго ждать и что вообще происходит. Не ответив, мужчина доброжелательно покивал и раскрыл бежевую папочку. Как было видно наискосок через комнату, там было всего несколько листков, но они Эдварду очень не понравились. Сверху была его собственная фотография во весь лист, причем какая-то странная. Кивнув в ответ на его взгляд, «эксперт» приподнял и развернул лист, показав его ему со своего места. Наверное, это был оцифрованный кадр с видеорегистратора, — причем не из этой комнаты, а из будки пограничного контроля на финской стороне. Двухчасовой давности.
— И что из этого? — спросил Ярнлюнд, надеясь, что голос не сдаст.
— Да ничего, в общем. В этом ничего.
— А в чем?
Напряжение в комнате было такое, что можно было прикуривать. Было ясно, что он вляпался, и только не было ясно, как. Отпечатки пальцев на МАПП «Vaalimaan» не снимали, скан радужки не делали. Более того, даже первое из этого тоже не гарантировало компрометацию легенды, потому что на начало текущего года файлы гражданина Российской Федерации Николая Олеговича Ляхина и гражданина Республики Сингапур Эдварда Оке (или Аке) Ярнлюнда, зарегистрированные в единой базе данных U. S. Customs and Border Protection, не совпадали ничем. Радужку же с него снимали только в одном месте, одновременно с заморозкой проб крови «на ДНК».
— Да как сказать… Слушайте, давайте я представлюсь. А то вам, возможно, неудобно? Я знаю, кто вы, а вы меня нет?
Эдвард пожал плечами, стараясь не глядеть на стол, на содержимое тонкой папки под не полностью закрывшей остальные листки фотографией.
— Меня зовут Филипп, я специалист по личной документации, хельсинкская станция ЦРУ.
Если бы он просто щелкнул пальцами, это едва ли отразилось бы на лице Николая больше. Слова «Helsinki CIA Station» и «Personal documentation specialist» не повлияли на него никак, — только заставили приподнять брови и поджать нижнюю губу.
— Отлично, — сказал Филипп. — Очень неплохо держитесь. Как тяжелый пехотинец. Оружие в руках, бронежилет на торсе, с хорошим обвесом. Сзади верные друзья. А? Но ведь «Асигару» — это же «легконогие», это совсем другая категория, ну чего вы?
Последнее было сказано по-русски.
«Специалист».
Эдвард покачал головой. Что ж, его исходное «эксперт» было почти верным.
— Я не понимаю.
— Да ладно вам, Николай Олегович. Эдвард Оке Ярнлюнд. Все уже решилось. Я и поверить не мог сначала, но вот так вышло…
Снова половина на английском, половина на русском. Американец буквально излучал счастье. Ему действительно было очень хорошо — это ощущалось всей кожей. На что он потратил час и сорок минут? На какие факсы, на какие звонки? Что ему уже успели пообещать, когда он доложил, что опознал одного из фигурантов сданного ему неизвестно кем и неизвестно за сколько дела?
— Я не владею польским.
— Ох, ну успокойтесь уж. Вот на это взгляните, что ли?
Снова показ листка через стол. Другая фотография. Имени и лица Николая Ляхина не было в «Одноклассниках», не было в еще более популярной в Петербурге сети «ВКонтакте», тем более не было в международных профессиональных сетях типа «Linkedin». Последнее было объяснимо его невысоким профессиональным статусом, а возможности остальных ему весьма доходчиво объяснили профессионалы. Эта конкретная фотография была из его выпускного альбома. «СПбГМУ им. акад. И. П. Павлова, год основания 1897». Выпуск такого-то года, лечебный факультет. Тираж в 300 экземпляров. К 2013 году фотография довольно сильно устарела, но все равно его лицо было вполне узнаваемым.