За державу обидно
Шрифт:
И мы пошли. На крыльце я задал Захарику первый контрольный вопрос: «Вот две казармы. Доложите, в каком подъезде, на каком этаже, какое подразделение живет?» Это был бывший мой полк, и я знал отлично, кто и где живет. Надуть меня было невозможно. Ответ воспроизводить не хочу, настолько он был путаный, противоречивый и неправильный. Сначала мы пошли в чайную, которая представляла собой предельно грязное, полутемное помещение, с исчирканным солдатскими сапогами полом, замызганными, грязными столами. Стульев не хватало примерно половины. Ассортимент убогий, наряда нет, вследствие чего посуда грязная. Как шутили солдаты: «многоразового пользования».
— Почему в таком состоянии чайная?
Четкий ответ: «Это дело зам по тылу».
— Дело зам по тылу — обеспечить соответствующие материалы, а чье же дело — организовать работу, чтобы сделать одно из немногих помещений в полку, которое посещает каждый солдат, уютным, красивым?
Четкий
— А какова же ваша роль?
Молчание.
Потом мы пошли в парк. В парке я предложил Захарику рассказать и показать пальцем, в каком боксе и какого подразделения стоит техника. Высокомерное молчание верблюда. В глазах читалось:
«Вопрос не по чину и вообще — это дело зама по вооружению».
— Понятно, товарищ майор. Последний вопрос на всплытие — ведите меня в аккумуляторную, там на месте поясните: получают ли аккумуляторщики молоко и как они обеспечены спецодеждой? Я готов смиренно следовать за вами.
Захарик повернулся и очень уверенно зашагал в угол парка, в сторону, диаметрально противоположную аккумуляторной. До того уверенно зашагал, что у меня в душе шевельнулось сомнение: не перенес ли командир полка аккумуляторную в другое место?
Но по мере того, как мы шли, сомнения мои развеялись. В этом углу парка стояли навесы со сваренными из арматуры воротами, где под крышей, но практически на свежем воздухе хранилась техника роты материального обеспечения. Аккумуляторной там не было и быть не могло. Но я молча шагал за Захариком, прикидывая, как же он будет выворачиваться из этого положения. Захарик остановился, внимательно исследовал взором навесы. Я ехидно подсказал: «Товарищ майор, я вас просил привести меня в аккумуляторную».
Бесстрастный ответ: «Она была здесь!»
Командир полка не выдержал и захохотал.
Что было потом? Потом был звонок командующего, генерал-полковника Калинина, с мягкой рекомендацией: обращаться с замполитами поосторожней. На что я доложил, что единоначалие в армии никто не отменял, и он такой же заместитель командира полка, как и все остальные. Причем заместитель пустой и злобный, и его работа, вернее, отсутствие таковой, приносит несравнимо больше вреда, чем пользы. Если бы я взыскал с любого другого заместителя командира полка, то этого бы никто не заметил. Командующий от дискуссии на данную тему уклонился.
Потом был визит члена военного совета генерал-лейтенанта Смирнова, когда образцово-показательно отстаивалась честь мундира, корпоративные интересы были возведены в абсолют, и работа по схеме: отыскание виноватых наказание невиновных — поощрение неучаствовавших. Было уволено два прапорщика, все кругом получили взыскания, кроме, конечно, Захарика, потому как он в силу своей должности обязан быть правым, его ведь партия к делу приставила. Он с ней вроде как на ты! Ну, а все остальные: командиры, зампотехи, «пэвэошники», тыловики — это быдло, удел которых быть виноватыми всегда! Но потом в офицерском корпусе полка возродились нормальное самолюбие и гордость русского офицера, который никогда быдлом не был и не будет, а если его таковым и пытаются делать, то это временно, на непродолжительный срок, пока он не разобрался: кто есть кто! В конечном итоге оказался майор Захарик замполитом артиллерийского полка в Шамхоре, в славной Кировабадской 104-й «Дикой» воздушно-десантной дивизии. Ребята там простые, откровенные. Сущность замполита они схватили быстро. Пару раз намяли ему бока, после чего его отправили в адъюнктуру на педагогический факультет. Кто умеет играть тот играет, а кто не умеет — идет учить, как играть!
Дивизия, особенно если это дивизия «придворная», да еще и такая разбросанная по городам и весям, — организм очень интересный, и работы в ней непочатый край. Кроме того, это просто большой организм. Воздушно-десантные войска никогда в своих рядах сокращенного состава, не имели, и этот большой организм являлся, в известной степени, сколом государства, а на другом, тактическом уровне — командира.
Работа с дивизией была большой, интересной, если угодно — творческой. Здесь ни убавить, ни прибавить. Если бы не систематически внедряемая в армейский организм идеологическая зашоренность и образующаяся вследствие ее армейская «простота», которая, как известно, бывает хуже воровства, жизнь была бы прекрасна. Такая служба — это та стихия, в которой я всегда себя чувствовал предельно комфортно, как рыба в воде, несмотря ни на какие трудности, лишения, тяготы, мороки. Это был 1988 год. Год, когда поливание армии грязью отложилось у всех в сознании, как добрая традиция, когда не лаял на армию только ленивый, и вдвойне, втройне было приятно доказать, что она есть армия, для которой нет задач невыполнимых. Хорошее это было время. Хорошее в смысле надежд. В офицерском корпусе жила ни на чем не основанная вера в то, что вся эта грязь и муть схлынут,
А жизнь продолжалась. 137-й Рязанский парашютно-десантный полк в плане территории был скомпонован крайне неудачно: огромные площади садов, несоразмерно длинные дороги, открытость во многих местах территории создавали массу неудобств. Содержать такую территорию в удовлетворительном состоянии было крайне утомительным занятием. Поэтому еще в бытность командующего Д. С. Сухорукова был создан и утвержден план, выполнение которого позволило бы четко обозначить контуры полка, придать городку стройность, логичность, завершенность. Дмитрий Семенович ушел на другую должность, а план начал претворяться в жизнь волей и трудолюбием прекрасного командира полка, на тот период подполковника, а ныне генерал-майора В. Ф. Хацкевича. Командир полка «пробил» финансирование и в соответствии с планом начал огораживать территорию. Прибывший в полк вновь назначенный командующий ВДВ генерал-полковник Н. В. Калинин развернувшиеся работы не одобрил. Первое, что ему не понравилось, — это КПП, который строился справа от дороги. Ленточный фундамент уже был готов, кладка поднялась местами на метр: «Почему здесь строится КПП?»
— В соответствии с планом, утвержденным командующим ВДВ.
— Кто командующий ВДВ?
— Вы, товарищ генерал-полковник!
— Перенести на левую сторону дороги.
Перенесли. Надо сказать, что история с КПП имела свое продолжение. Когда КПП закладывался, была вырублена часть яблоневого сада. Кладку разобрали, блоки вытащили, канаву заровняли. В саду образовывалась быстро заросшая бурьяном плешь. Когда Калинина сменил Ачалов, выяснилось по его прибытии, что на этом месте росла лично им посаженная в бытность командиром Рязанского полка любимая яблоня. Опять скандал. Второе, что не понравилось Калинину, — центральная въездная дорога в полк. Кривая была дорога, кто, когда и при каких обстоятельствах ее спроектировал — история умалчивает, но она шла по плавной дуге.
— Спрямить! — приказал Калинин.
— Товарищ командующий, пробовали, но тогда дорога упирается в котельную, — доложил командир полка.
Отдать распоряжение перенести котельную генерал-полковник Калинин не рискнул, приказал думать, и… чтоб дорога была прямой.
Далее последовали распоряжения возвести на месте воздушно-десантного комплекса столовую. Объединенными усилиями зам по тылу ВДВ генерал-майора А. Г. Зуева, заместителя по воздушно-десантной подготовке генерал-лейтенанта В.М.Лебедева и моими эту катастрофическую по своим последствиям идею удалось локализовать, ибо воздушно-десантный комплекс Рязани — один из лучших в ВДВ, а на нетитульное строительство столовой денег просто не было. Перспектива вырисовывалась такая: развалить лучший ВДК и на его месте не поставить даже плохонькую столовую. Зато Николай Васильевич отыгрался на нас при решении вопроса об учебном корпусе. Дело в том, что на протяжении ряда лет на территории Рязанского полка жил и, соответственно, обучался первый курс Рязанского десантного училища. Для курсантов были построены хорошая казарма и типовой трехэтажный учебный корпус. Позднее командование училища изыскало возможность разместить 1-й курс на территории училища, а казарма и корпус остались. Казарму использовали по назначению, а в отношении учебного корпуса в соответствии с планом, утвержденным генералом армии Д. С. Сухоруковым, было принято решение: на первых двух этапах разместить штаб полка, на третьем — медицинский пункт. Это решение диктовалось жизнью. Штаб полка на тот период представлял собою стоящее в медвежьем углу захудалое двухэтажное здание, построенное до 1917 года, а медпункт размещался в сборно-щитовой казарме барачного типа, которая давным-давно выслужила установленные сроки. Ремонт был бесполезен, про такое говорят: выкрасить да выбросить.