За державу обидно

Лебедь Александр Иванович

— Оставить учебный корпус! — такое решение принял новый командующий. Не помогли никакие уговоры и увещевания. С превеликим трудом удалось отстоять третий этаж, да и то временно. На первых двух было приказано оборудовать образцовые классы.

В ВДВ нет задач невыполнимых. Заместитель командира полка майор Иван Ильич Бабичев, человек талантливый и волевой (ныне это генерал-майор, командир 76-й воздушно-десантной дивизии), вложил массу трудов, денег и оборудовал воистину восхитительный учебный корпус. Беда в том, что он никому не был нужен: солдат не курсант, его академия — поле, полигон, танкодром. Тогда он солдат. И остался учебный корпус памятником командирской воле.

В трудах, хлопотах, учениях, стрельбах пролетело лето, наступила осень, а с ней и подготовка к параду. Теперь уже на парад как командир дивизии я представлял Костромской пеший, Рязанский механизированный и часть артиллерийского полка. Технически подготовка парада от предыдущих ничем существенно не отличалась. В моральном плане обстановка значительно усложнилась, особенно при проведении тренировок вне парадной площадки. По стране прошлась «демократическая рябь», целенаправленно

продолжали литься потоки грязи на армию, в чем преуспели журналы «Огонек» и «Юность», ну, а крайними и виноватыми оказались, как всегда, солдаты и офицеры низшего звена. При следовании по московским улицам в колонне на технике нередко можно было нарваться на оскорбление, иногда в машины летели огрызки яблок, яйца, попадали камни.

Пострадать, к счастью, никто не пострадал, но морально это было тяжело. Солдат, офицер — человек казенный, государственный, и не ему решать, чем ему заниматься: приказано готовиться к параду — армия готовится. Дадут приказ отставить, и уйдет армия в пункты постоянной дислокации. На то она и армия, чтобы приказы выполнять, не деля их на преступные и непреступные. С этим далеко заехали, слава Богу, вовремя остановились. Если каждый сержант начнет подозревать каждого лейтенанта в отдаче преступного приказа, а не думать над тем, как его выполнить, лейтенант станет анализировать приказы майора, тот полковника, то не будет армии вообще. Смешно, когда умные, взрослые, убеленные сединами и украшенные благородными лысинами дяди очень убедительно и серьезно, с умилением и придыханием рассуждают о демократизации армии. Какая, к чертовой матери, демократия, когда одному человеку дано право послать на смерть другого? Ну что тут, собрание проводить, голоса считать? В боевой обстановке первейшая священная обязанность командира любого ранга немедленно, без суда и следствия, пристрелить на месте, как бешеного пса, любого, независимо от должности и звания, кто попробует развести подобного рода дискуссии. Да, можно и нужно перестроить взаимоотношения в армии. Можно и нужно сблизить офицера и солдата, можно и нужно регламентировать рабочий день, можно и нужно материально и морально компенсировать любому военнослужащему дополнительный труд. Многое можно сделать, и это будет и гуманно, и правильно, и разумно, но нет, не было и не будет в мире демократической армии. Если такое произойдет, то эту организацию можно назвать как угодно, но не армией. Армия без единоначалия, без силы приказа, без дисциплины — это не более чем сброд. При любом боевом столкновении половина ее разбежится, половина будет перебита.

Парад прошел, как всегда. Оценен был на отлично! Войска, техника убыли в части. Тыловая группа задержалась со сдачей имущества и прибыла в пункты постоянной дислокации 20 ноября. И вот тут привычный ритм впервые серьезно был нарушен.

21 ноября 1988 года дивизия была поднята по тревоге. Совершила марш на аэродромы, и вся, в полном составе, приземлилась в Баку. После Сумгаита это был второй, значительно более мощный, всплеск народных волнений. Объяснялись эти волнения очень просто и логично. Михаил Сергеевич куда-то отлучился ненадолго, а нехорошие Визиров и Демирчян, воспользовавшись его отсутствием, в очередной раз сцепились. Впоследствии выяснилось, что отсутствие в момент назревания и разрешения конфликтных ситуаций — это стиль работы Горбачева, но тогда это еще было неясно. Задачу дивизии поставили очень смутную; если отбросить всю словесную шелуху и оставить суть, то, в несколько вольном изложении, устный приказ звучал примерно так: «Летите, голуби — летите, там беспорядки, кто, кого бьет — не ясно; но на месте разберетесь и вмешаетесь, кулаки у вас большие. Но не стрелять — Боже вас от этого упаси. Уговаривать, убеждать — это можно!» Неясно, правда, кого уговаривать и в чем убеждать. К тем временам относится рождение известной формулы: «Воздушно-десантные войска плюс Военно-транспортная авиация равняется Советская власть в Закавказье».

Я стартовал на Баку отдельно от дивизии, с аэродрома Чкаловский, вместе с первым заместителем командующего ВДВ генерал-лейтенантом В. Н. Костылевым и оперативной группой штаба ВДВ. Нам было вменено в обязанность разобраться в обстановке до прибытия дивизии и определить полкам конкретную задачу.

Взлетали мы с запорошенного первым снегом, продуваемого колючим ветром московского аэродрома, а приземлились в теплую, по нашим меркам, даже жаркую, бакинскую осень.

На аэродроме и вокруг него было все спокойно. Встретившие нас офицеры штаба Ставки доложили, что на центральной площади города — площади имени Ленина третий день идет многотысячный митинг. Тема та же — Карабах. В городе обстановка относительно спокойная. Имеют место локальные стычки между армянами и азербайджанцами.

Мы поехали в Ставку. По дороге стало очевидным, что город живет в целом нормальной жизнью. Магазины работают, транспорт ходит. Большинство людей нормально обеспечены, в меру веселы. Встретилось несколько немногочисленных групп юношей в возрасте 13–17 лет, которые размахивали флагами с полумесяцами на длинных шестах и громко вопили: «Ка-ра-бах! Ка-ра-бах!..»

Оперативная группа Главного штаба сухопутных войск находилась уже на месте. Скоординировали действия. Я получил задачу: взять любой полк, какой первый прилетит и высадится, и выдвинуться к площади Ленина с западного направления по проспекту Нефтяников, найти на площади командный пункт внутренних войск и организовать взаимодействие со старшим начальником МВД. Ни фамилии, ни звания этого начальника, ни точного места командного пункта мне доведено не было. Но это еще не самая главная беда. Я выдвинулся на аэродром «Насосная» (30 километров от Баку), там уже приземлились первые самолеты с 51-м Тульским парашютно-десантным полком. Прозу жизни опустим. Во главе полка часов около десяти 24 ноября, находясь во главе колонны в УАЗике, я выдвинулся на подступы к площади Ленина. Почему на подступы? Потому что по мере приближения к площади количество людей все

увеличивалось и увеличивалось, а скорость движения колонны все уменьшалась и уменьшалась. А метрах в четырехстах от площади колонна стала вообще. Проспект был забит людьми «от дома до дома».

Что я должен был делать на площади, а особенно, что должен был делать парашютно-десантный полк на БМД-1 с полным боекомплектом, в массе своей с хорошо, а местами отлично подготовленными солдатами и сержантами, но подготовленными для войны с внешним противником, я не представлял. Вышел из машины, и меня мгновенно обступили люди. На лицах их не было вражды. Была тревога: «Зачем вы сюда пришли?» Я им прямо так и сказал: «А черт его знает!.. У вас здесь вроде беспорядки какие-то». Все с жаром бросились уверять, что это не так. Что митинг организованный, политический. Людей много, но за порядком следят представители соответствующих формирований народного фронта. Фактов насилия нет и, дай Бог, не будет. В общем они ничего! Я им сказал, что раз они — ничего, то я — тоже ничего. И колонна будет стоять, где стоит, а я, если они не возражают, прогуляюсь по площади. Возражений не последовало. Взял с собой командира полка подполковника В. И. Орлова, двух автоматчиков и пошел. Когда подошел к площади, мне стало ясно, почему на проспекте Нефтяников образовалась эта громадная людская пробка. Вход непосредственно на площадь закрывали «бэтээры» дивизии внутренних войск имени Дзержинского. Перед «бэтээрами» находилось большое количество солдат в касках, бронежилетах, с автоматами в положении «За спину», с щитами и дубинками. Толпа бушевала, требуя пропустить ее на площадь, Солдаты, по изнуренному виду которых было видно, что стоят они как минимум пару суток, лениво отвечали, что команды на это нет, будет — пропустят. Я нашел старшего на «баррикаде», коротко объяснил, кто я такой, зачем и куда иду. Здоровенная фигура отодвинулась на полметра в сторону, освободив узкую щель между «бэтээрами», и мы протиснулись на площадь. С первого взгляда стало ясно, что площадь велика: метров 800–900 в длину и до двухсот в ширину. Примыкает она к зданию Дома Советов и раньше использовалась для проведения различных торжеств. Все это громадное пространство, скверики, примыкающие к нему со стороны набережной, были заполнены народом, где — гуще, где — реже. Сколько там было человек — кто знает. Я думаю, что тысяч 350–400, не меньше. Какой был смысл в баррикадах, закрывающих подступы к площади, тоже не ясно. Солдаты внутренних войск находились практически в окружении. С фронта толпа, с тыла — тоже толпа. У меня сложилось впечатление, что основное назначение баррикад — вызывать сильное раздражение у людей.

В поисках командного пункта я обошел всю площадь. Странное это было зрелище. Кто-то недобро косится, кто-то сквозь зубы матерится. Большинство смотрят удивленно. Я, при росте 185 сантиметров, был в нашей группе самый маленький и самый худенький. Вадим Орлов был 190 сантиметров роста и весил 105 килограммов, а солдаты подобрались ему под стать. Некоторые люди пытались нас останавливать и с жаром доказывать, какие скверные люди армяне. Юноша интеллигентного вида развернул плакат, на котором красовалась надпись: «Ты — раб, ты — вор, ты — армянин». Подпись под цитатой была — А. С. Пушкин. Юноша громко восхвалял великого русского поэта, написавшего эти слова. В кустиках под деревами раскинулась масса палаток. На деревах огромное количество лозунгов на русском, азербайджанском и, черт знает, еще на каких языках. Здесь же массово резали баранов, жарили шашлыки, варили суп под названием то ли шулен, то ли шурпа, точно не помню. Внутренности, шкуры, вонь. По кустикам народ, за неимением другого места, справляет естественные надобности. На ступеньках Дома Советов толпа человек в 400, переделав фамилию 1-го секретаря ЦК КПА Визирова на армянский лад, скандировала: «Ви-зи-рьян! Ви-хо-ди! Ви-зи-рьян! Ви-хо-ди!..» Здесь же я разобрался, почему это происходит. Толпа, оказывается, третий день домогалась, чтоб товарищ Визиров явил свой светлый лик народу, а он, по каким-то там своим причинам, не являл. Толпа изощрялась в поисках средства для вызова вождя. В разных местах, в разных направлениях на площади стояли редкие цепочки заморенных солдат внутренних войск. Их никто не трогал, они никого не трогали. Наоборот, отношения были самые дружеские. Горожане угощали солдат сигаретами, фруктами. Здесь же, несколько в стороне, я отыскал вожделенный командный пункт, который представлял собой обычный с виду автобус ЛАЗ, но внутри это был, действительно, командный пункт. На командном пункте встретил я генерал-майора Сафонова, представителя внутренних войск. Когда я ему представился (а был я на тот период полковником), он меня радостно приветствовал:

— Во! Еще один дурак, кроме меня, объявился! Можешьбольше по площади не шастать. Я тебе точно говорю: никаких партийных и государственных руководителей ты не найдешь. Я здесь Бог, царь и воинский начальник! И притомне знаю, за каким чертом я сюда попал, что мне здесь делатьи до какого времени находиться.

— С кем у вас есть связь? — спросил я.

— Вниз со всеми.

— А вверх?

— А вверх!.. — генерал развел руками.

— Сколько вы здесь находитесь? — уточнил я.

— Двое суток.

— Какая у вас задача?

— Известная. Поддерживать общественный порядок. Неlопустить кровопролития. Только его, общественный порядок, никто не нарушает. Сам видишь.

— Так зачем меня к вам послали и какие действия я с вами должен координировать?

— А черт его знает? Садись, выпей чайку…

Чаю мне от такого муторного разворота не хотелось, я вежливо откланялся и пошел через площадь назад, к колонне. При всей неясности и двусмысленности полученной задачи одно ограничение было доведено: «В радиосвязь не входить». Посему я как истинный военачальник прогулялся до ближайшей будки-автомата. Бросил две копейки, набрал номер, который был мне дан (записан на клочке бумаги) и по которому велено было звонить в случае крайнего обострения обстановки или ее неясности. Нервно высокий голос отозвался: «Слушаю!» Я представился: «Полковник Лебедь, командир воздушно-десантной дивизии. С кем имею честь?»