За фасадом империи. Краткий курс отечественной мифологии
Шрифт:
Аналогичные проблемы (невыплата содержания) испытывали и те студиозусы, которых Петр послал учиться за границу.
Ключевский в своей «Русской истории» писал: «Дело ладилось плохо: детей в новые школы не высылали; их набирали насильно, держали в тюрьмах и за караулом… В рязанскую школу, открытую только в 1722 г., набрали 96 учеников, но из них 59 бежало. Вятский воевода Чаадаев, желавший открыть в своей провинции цифирную школу… разослал по уезду солдат воеводской канцелярии, которые хватали всех годных для школы и доставляли в Вятку. Дело, однако, не удалось».
Бегство самых разных категорий граждан от государства в эпоху Петра приняло поистине эпический размах. Бежали ученики, бежали рекруты, бежали крестьяне от непосильных налогов. Бежали формально свободные, бежали подневольные…
И вот результат: из сорока двух так называемых цифирных школ, открытых нашим великим реформатором, после смерти Петра сохранилось только восемь. Из двух тысяч учеников-рекрутов, им набранных, реально выучилось только три сотни. Замах на рупь, удар на копейку…
А собственно наука? Как поживала при Петре наука, ведь он очень о ней заботился, наверное, раз создал Академию наук?.. Да, заботился. Да, создал. Но по-своему, по-петровски. Во всем цивилизованном мире научные академии были общественными организациями, объединяющими лучших ученых страны, университетских преподавателей. И только в российском насквозь забюрократизированном государстве, полностью вытеснившим своей тушей из аквариума страны гражданское общество, Академия наук представляла собой государственную контору — место службы чиновников от науки, получающих за свои академические звания деньги из бюджета. Так было при Петре, так было при Сталине, так есть и сейчас.
Вместо того чтобы давать людям свободу, Петр ее отнимал. А поскольку у несвободных людей нет никакого интереса работать, нет ни малейшей возможности для маневра в социальном пространстве, Петру приходилось ради поддержания хоть какого-то движения в теле страны пронизывать ее спицами бюрократического управления, превращая в этакого Франкенштейна. Непомерно раздутый Петром аппарат, огромная неэффективная армия, также сидящая на шее народа, так оную шею пригибали, что Россия еще долго не могла оправиться после петровских «реформ».
Как уже было сказано, траты, которыми нагрузил страну Петр, совершенно не соответствовали ее возможностям. Ключевский писал по этому поводу, что Петр «не понимал вопроса о согласовании военного расхода с платежными силами народа». Уже одно только это, помимо кампанейщины и нарушения технологии строительства, объясняет, почему сгнил после смерти Петра весь выстроенный им флот. А часть кораблей оказалась бесполезной еще при жизни Петра. Строя океанские суда на манер голландских, Петр не учел, что плавать им придется в балтийской луже с узкими проливами, где, как писал историк И. Солоневич, «для такого флота не было адекватных боевых задач». Поняв это наконец, Петр на последнем этапе Северной войны был вынужден строить более мелкие галерные суда. Но слишком уж часто (если не сказать всегда) он начинал какое-то дело, вбухивал в него огромные средства и только потом понимал: снова вышло не то, снова чего-то не учли. Так и растратил Россию…
Ученик Ключевского Николай Рожков констатировал, что петровская милитаризация была осуществлена «ценою разорения страны». И немудрено: в рекруты был забрит почти каждый десятый мужчина — страна с числом мужского населения в пять миллионов человек имела армию в четыреста тысяч штыков. Да-да, вся петровская Россия, как это ни покажется удивительным, имела население современной Москвы — двенадцать миллионов человек, из коих примерно половина была мужеска полу. Мало? Но после петровских реформ их осталось еще меньше! Известный русский историк Павел Милюков, посвятивший немалую часть своей жизни изучению Петровской эпохи, писал, что после петровского правления Россия недосчиталась 20 % населения. И он еще был довольно оптимистичен: его коллеги называли цифру 25 %. Четверть страны вылетела в трубу петровских реформ! Не все они погибли. Часть просто бежала из столь благословенной родины.
Экономика России околела даже раньше, чем околел сам Петр. В последние годы Петрова царствования армия и чиновничество совсем перестали получать жалованье. А через четыре года после смерти Петра Лефорт писал, что чиновники не получают жалованья по 8–10 лет. Петр оставил в наследство России ярмо оккупационной армии, которую та просто не могла содержать. В результате участие России в Семилетней войне спонсировала Австрия, участие России в наполеоновских войнах финансировалось на деньги Англии. Россия поневоле стала европейским наемником, которого покупал тот, у кого были деньги. Историк М. Покровский даже писал, что Тильзитский мир был подписан Россией только потому, что у Англии кончились деньги, а без чужого топлива российская военная машина функционировать не могла. Именно этим, по мнению некоторых экспертов, объясняется и поражение России в Крымской войне. Впрочем, так далеко от Петровской эпохи мы пока отдаляться не будем. А посмотрим-ка лучше, какими методами Петя-царь пытался поднять экономику.
Петя-царь любил флот. А для флота нужны паруса. И вот государь повелевает построить полотняные заводы для изготовления парусины. А потом, увидев, что их содержание чересчур накладно, решает отдать предприятия эффективным менеджерам, то есть приватизировать — передать в частные руки. При этом царь подозревает, что охотников взять на себя такую обузу будет немного. Отчего и возникает следующая идея: «отдать их торговым людям, а буде не похотят, хотя бы и неволей». Крепостные крестьяне, крепостные рабочие, теперь вот и купцы пусть будут крепостные…
Как поступают в нормальных странах? Нужны государству паруса? Оно их покупает у частных производителей. Нет денег? Ну, тогда не покупай. Хочешь, чтобы в казне были деньги, — способствуй развитию бизнеса, милое государство! Тогда у тебя будут деньги и на паруса, и прочие цацки… А в России все по-другому. Как провести индустриализацию-модернизацию страны и перевооружение огромной армии, если денег нет? Рецепт известен — рабский труд. Возведем заводы руками подневольных! В полях подневольные, на «стройках века» подневольные, инженеры в «шарашках» тоже подневольные. А государство само занимается бизнесом, монополизировав внешнюю и внутреннюю торговлю. Все через задницу! И потому никогда ничего не получается. Каждый модернизационный рывок, совершенный через силу, только отбрасывает страну назад. Так было при Петре, так было при Сталине. Почему буржуазные революции стран Европы мощно толкнули свои страны вперед? Потому что развязали руки частной инициативе. Для того и делались. Почему социалистическая революция толкнула страну назад? Потому что частную инициативу убила…
А ведь Петр I не только заводы директивно создавал, но и торговые компании!.. Разумеется, весь этот госкапитализм и регулирование экономики с помощью кнута и топора ни к чему хорошему не привели. Вместо того чтобы способствовать развитию мелкого и среднего бизнеса, Петр, с его фундаментальной идеей всеобщего разумного регулирования, свободу и свободных людей в стране нещадно давил. Чего стоит один только указ 1722 года, который окончательно закрепощал свободных горожан, предписывая «всем вольным и гулящим людям» либо записаться на воинскую службу, либо найти себе хозяина и приписаться к нему в качестве холопа. Ну и кому в таких условиях развивать свое дело, если все уже «при деле»?
Говоря об успехах Петра в индустриализации страны, часто приводят цифры небывалого роста мануфактур при этом деятельном государе: к концу его правления их число далеко перевалило за две сотни. Но что это были за мануфактуры?
Это были мертворожденные казенные заводы, передаваемые промышленникам в управление (знаменитые Демидовские заводы тоже начинались с этого). Все, что могло угробить естественный рост экономики, Петром активно применялось — план производства (госзаказ), государственные субсидии, монополия… Казенные заводы и заводы, переданные в частные руки, первым делом обязаны были выполнить «план по валу», то есть передать государству казенный заказ, а уж на свободный рынок могли выкидывать только излишки. Такой вот «усеченный рынок» не позволял в полной мере внедрять технические новинки и практически ликвидировал конкуренцию. Стабильность заказов позволяла хозяевам жить технологически тускло, но спокойно. Отсюда низкое качество продукции. Сукно, например, из которого шили мундиры, едва не расползалось под руками. Что, впрочем, не удивительно при такой организации. Посмотрите на наши «Жигули»…