За фасадом империи. Краткий курс отечественной мифологии
Шрифт:
Но, может быть, уничтожив гражданский, Петр создал хотя бы военный флот? Ведь строил же он какие-то корабли на Балтике! Готовил морских офицеров, заставлял дворянских сынков мачты и парусное вооружение на иностранный манер называть…
Да, строил. Но лучше бы не строил. Поскольку все, что делал Петр, шло только во вред, истощая страну и бесцельно расходуя ресурсы. Евгений Анисимов — историк и лауреат Анциферовской премии, которую дают за исследования по истории Петербурга, пишет, что военные корабли, построенные Петром, «были весьма разнотипны, строились из сырого леса (и потому оказались недолговечны), плохо маневрировали; экипажи были
Естественно, что после смерти Петра эти корабли, не найдя никакого применения, просто сгнили на рейде. Так что никакого нового флота Петр не создал. Он только разрушил старый — северный и южный торговые флоты России. Разрушил парой своих глупых указов.
Кстати, об указах… Именно петровские указы как нельзя лучше характеризуют личность Петра и его миропонимание, отразившееся во всей Петровской эпохе, поэтому на них нужно остановиться подробнее.
За свою многотрудную, но крайне бестолковую жизнь Петр издал тысячи указов. Вот какой был деятельный государь! Какие же бездны мудрости кроются в этих государственных документах, согласно которым, по мысли Петра, должна была жить Россия?
У нас почему-то очень любят цитировать петровский указ от 9 декабря 1709 года, гласящий: «Подчиненный перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальство». Его приписывают петровскому чувству юмора. Не буду спорить. Скажу лишь, что Петр относился к тому типу бюрократических деятелей, которые всерьез полагают, что страной вообще и экономикой в частности можно руководить с помощью мудрых указов, и если прописать все-все-все до тонкостей, выйдет просто чудесно.
Похожих идей в ту пору придерживались многие. Это был «мейнстрим» философской мысли. Вокруг царила великая ньютоновская эпоха! Эпоха механики, когда вся вселенная представлялась чем-то вроде сложно устроенного часового механизма, работающего без сбоев и ошибок. И если во все вникнуть разумением, все хорошенько и по уму отладить, механизм станет работать превосходно. В том числе и механизм государственной машины. (Частично этими представлениями потом питался и социализм с его наивными представлениями о возможности управления экономикой.)
Современная физика, давно выросшая из коротких штанишек ньютоновской механики и породившая иное миропонимание, иную, более сложную философию бытия, далеко ушла от прежних представлений XVII–XIX веков. Но в старых представлениях «философской механики», увы, застряли и по сию пору барахтаются разного рода марксисты, современные троцкисты, социалисты и прочие леваки, ярко демонстрирующие и физическую, и философскую отсталость своего мышления.
Однако в петровскую эру лучшие умы человечества придерживались именно механицизма. Даже великий Лейбниц — отец дифференциального исчисления, лично знакомый с Ньютоном, — полагал, что государство можно превратить в нечто похожее на музыкальную табакерку, где разумные указания министерств будут беспрекословно выполняться нижестоящими бюрократическими инстанциями, а люди-винтики — исправно транслировать и выполнять то, что спущено им сверху. Таким представлялось ему и немецкой философии той поры идеальное государство. Протомарксист… А Россия в Петровскую эпоху отдувалась за его идеи, как потом в эпоху Сталина — за идеи другого немца.
История повторяется…
У
Понятно, что малограмотный Петр I в тонкостях европейской философии был не силен. Он ничего не знал о критических аргументах Лейбница, эмпириков и сенсуалистов против теории врожденных идей и о законе достаточного основания, впервые сформулированного Лейбницем. Но «пролетарскую суть» царь ухватил: для управления государством надо писать очень подробные указы!.. Петр долгое время переписывался с Лейбницем, а Христиана Вольфа даже приглашал возглавить Санкт-Петербургскую Академию наук. Однако трудов обоих философов в силу низкого образовательного уровня не осилил. Будучи не в состоянии одолеть всего Лейбница, он поручил составить для него краткую аннотацию из его философии, с каковой и ознакомился. И, согласно примитивно понятой выжимке из наивной европейской философии, русский царь прописывал в своих указах все до самых тонкостей.
О чем он только не издавал указов!
О покупке монстров: «Когда кто принесет какой монструм или урода человечья, тому, дав деньги по указу, отпускать не мешкав, отнюдь не спрашивая: чье…»
«О наказании солдат за побег: из трех человек, по жеребью, одного смертию, а двух кнутом и ссылкою вечно на каторгу» (указ от 19.01.1705 года).
«О запрещении петербуржцам подбивать сапоги и башмаки скобами и гвоздями» — с целью поберечь деревянные мостовые (12.09.1715). При этом купцам, продающим сапожные подковки, указ грозил каторгой.
«О наблюдении Московским обывателям чистоты на дворах и на улицах, о свозе всякаго помету…» (22.02.1709).
«О приучении дровосеков к распиловке дров» (23.12.1701).
«О ношении платья всякаго чина людям Саксонскаго и Немецкаго, о неделании мастерам Русскаго платья…» (22.12.1704).
«О неторговании Русским платьем и сапогами и о неношении таковаго платья и бород» (29.12.1714).
«О ношении платья на манер Венгерскаго» (04.01.1700).
«О воспрещении взяток» (24.12.1714).
Царь, отлаживая идеальный государственный механизм, то есть механизм, основанный только на голых идеях о том, как правильно устроить мир (например, всем кораблям в стране придать единообразную форму, а все «неправильные» корабли запретить), тем не менее сталкивался с сопротивляющейся жизненной практикой. Лейбницу и его ученику Вольфу было хорошо — они были чистыми теоретиками, как Карл Маркс, который всю жизнь писал о труде и капитале, хотя при этом не имел ни работы, ни опыта управления капиталом (великий теоретик никогда в своей жизни не трудился, а жил на подачки спонсоров). Но Петр-то был практиком! И потому, видя, что большая часть его указов не выполняется и что самые мелкие вопросы приходится решать лично царю, поскольку сами они в выстроенной им системе управления не решаются (при невероятно разросшемся бюрократическом аппарате), в отчаянии восклицал: «Да невозможно мне одному уследить за всеми вопросами в государстве!»