За городской стеной
Шрифт:
В канун Нового года прикатил Дэвид, уже с новой спутницей (эту он называл Худышка, и она была манекенщицей), и все вчетвером они отправились на кроссбриджский бал, где Худышка произвела фурор, прыгая за воздушными шарами в своей мини-юбке, пропели со всеми «Доброе старое время», еще потанцевали и ушли около двух часов ночи. Ричард, немного подвыпивший, крепко обнимал Дженис, которая относилась к его пьяным ласкам гораздо снисходительнее, чем к трезвым — управление неуправляемым, — и снова и снова повторял вполголоса берущие за душу стихи Бернса. «Э, да это же мотив корейского национального гимна», — с лучезарной улыбкой объявил Дэвид, у которого на плече висела ставшая почти бескостной Худышка, и они вернулись в коттедж, чтобы «принять обязательства на
Глава 27
— Я обязуюсь предаваться распутству и не жалеть средств на наслаждения, — сказал Дэвид, — особенно на кратковременные. Я обязуюсь никогда не упускать случая побаловать себя и посвятить свою жизнь поискам новых значений слова «потворство». Я обязуюсь никогда не раскаиваться, кроме тех случаев, когда раскаяние может настроить меня на дальнейшие подвиги. Я верю, что человек свободен и что лучшая форма его свободы — это ублажение собственного «я». Поэтому я велю себе собрать по всем дорогам, большим и малым, все части своего ego [5] , сирые, убогие и презренные, и пригласить их на великий брачный пир, где женихом буду я, а невестой — моя мечта, и мы выпьем за Здоровье, Процветание и Успех! — Он взглянул на Ричарда, ожидая, что тот встанет, затем поднял свой стакан и жестом гангстера из кинобоевика одним глотком осушил его.
5
Я (лат.).
Все четверо тесно сидели у пылающего камина, уютно устроившись коротать ночь с бутылками виски и пирожками, начиненными миндалем и изюмом, которые с гордостью выставила Дженис, к ужасу Худышки (ее настоящее имя было Фиона; войдя в комнату, она первым долгом высмотрела самое большое кресло и устроилась в нем, то выглядывая, то прячась за высокую ручку, как шкодливая марионетка), и, судя по всему, Дэвид был твердо намерен встретить Новый год словоизвержением.
Если он и обнаруживал признаки упадочнического настроения, пока плечом прокладывал себе путь к новой работе, то сейчас оно бесследно рассеялось — на месте он закрепился. «Даю себе два года…», но перемены, которые он осуществил, уже принесли Северо-западной телевизионной компании популярность, какой она раньше не знала, а самая замечательная новость — ее он сообщил шепотом по секрету еще в начале вечера: есть много шансов за то, что одна из его программ будет передаваться по центральному телевидению, впервые в истории этого района. Так что он был вполне доволен собой.
— Да, вот еще! Шутки в сторону. Я обязуюсь пройтись такой могучей метлой по чистеньким задницам всех членов Административного совета графства, что до конца года они предложат мне беспрецедентную — запомни это слово, Годвин, оно тебе пригодится в твоих политических делах, — беспрецедентную — это ведь тоже «классовое» слово, верно? Заметь, я говорю « беспрецедентную», олухи, которые считают почему-то, что образованного человека из тебя можно сделать, только если ты будешь спать в дортуарах для одних мальчиков и тебе будут забивать голову кратким курсом латинской грамматики, произносят « беспрецедэнтную» — наверное, это от зубрежки неправильных глаголов, хотя интересно знать, какой глагол не станет неправильным, дай ему только волю… да, так где это я? Ага, в администраторских задницах… да нет, пропади они пропадом! Господи, я б и сам в них пропал — есть там один, епископ, наверное, он решил, что на небе не найдешь мягкой скамейки, в общем, он занят тем, что подбивается жирком (как говорят у нас на севере), так что любо-дорого смотреть, у него уже и сейчас хватает на двоих, хотя, может, он к этому и стремится — хитрюга, старый греховодник! Да! Так я обязуюсь получить предложение… и милостиво, скромно, неохотно, как полагается по хорошему тону, соглашусь принять… беспрецедентную… и на старт… На старт!
Фиона погрузилась в раздумье. Длинные ноги сплетались и расплетались, указывая на то, что умственная деятельность дается ей нелегко. Узкая рука с розовыми ноготками обхватила изящный подбородок, и по-детски большие карие глаза, выглядывавшие из-под дорогостоящего беспорядка ее ультрамодной прически, неотразимо затуманились.
— Мне б на обложку попасть, — сказала она.
— Тут об обязательствах идет речь, Фиона! А ты вылезаешь с каким-то дрянненьким скромным желаньицем. Возьми обязательство, как я. Ну, что-нибудь там насчет своих моральных качеств.
— Я обязуюсь… — Она помолчала для пущего эффекта; все это напоминало ей игру в «сыщика», которую она терпеть не могла. — Я обязуюсь лучше относиться к людям.
— Ох, Фиона! Ты смотри поосторожней, а то еще Ричард в тебя влюбится. И это все?
— Все.
— О, наивность юности! Иисусе сладчайший! Еще виски?
Ричард пододвинул ему свой стакан и стал смотреть, как поблескивающая коричневая струйка стекает по стеклянным стенкам. Затем он взглянул на Дженис и подмигнул ей. Она улыбнулась в ответ.
— Вас что, в постель потянуло? — воскликнул Дэвид. — Господи, а я-то думал, что после свадьбы вы угомонитесь. Надо бы вам с большим уважением относиться к нам — молодым и неженатым. А то смотреть противно! Уж если я когда-нибудь женюсь, это будет означать, что я покончил с миром вожделений. «Пока нас не разлучит смерть», сказал бы я, подразумевая: «Пока нас не соединит смерть, моя цыпка». Ну, выпили! До дна! — Это относилось к Фионе, которая моргнула, глядя, как виски снова льется в ее стакан.
— Знаете, — начал Дэвид, хотя, собственно, он и не останавливался. — Ричарду, — он обратился к Дженис, — надо было принять работу, которую я ему предлагаю. Не вести обычную программу — для этого нужен человек с лицом, внушающим доверие, и, можете себе представить, один такой у нас есть, — Ричард мне был бы нужен на роль главного комментатора и ведущего для серии модных передач, которые я задумал. Когда он принарядится, он как раз то, что надо. Положительный, с «открытым лицом» и не выраженной классовой принадлежностью. Он нагловат, наш Ричард, то есть нагловат в телевизионном смысле, так сказать, это наглость, приведенная к общему знаменателю. Имейте, однако, в виду, что его пришлось бы подержать сперва несколько дней в темной комнате, чтобы он утратил свой цветущий вид. Загар разрешается — желательно в январе, тогда все поймут, что вы из тех, кто любит побегать на лыжах, но предпочитает никому не тыкать это в нос, — но нельзя же появляться на экране, пыша деревенским здоровьем. Нет, право, мне ведь до сих пор нужен человек. Соглашайся!
— Нет! Не будь таким настырным, Дэвид.
— Ну вот, полюбуйтесь. — Дэвид повернулся к Дженис, красноречиво разводя руками. — Я предоставляю этому юноше шанс, который выпадает раз в жизни, — стать героем голубого экрана в районах столь отдаленных, как Дамфрис и Барроу, где его останавливали бы на улицах домохозяйки с корзинками и ребятишки с липкими ручонками и приставали бы с просьбой поставить автограф на мешочке из-под конфет, и принимали бы бесплатные билеты на свою любимую телевизионную передачу, где его лапали бы хорошенькие девчонки в синих робах — все для пользы дела, и приглашали бы на обеды с цветом камберлендского общества — для поддержания контакта, и от всего этого, даже не почесавшись, он трижды отказался.
— Не про меня… — Ричард пьяно замотал головой. — Лучше я буду учить детей.
— А сам ведь терпеть не может, — беспечно сказала Дженис.
— А-га! Мне показалось твое молчание несколько подозрительным. Значит, опять добровольно наложил на себя епитимью?
— Мне, правда, кое-что в этом нравится — Дженис не права.
— Преподавание не для тебя, — заявил Дэвид. — Лично я не имею ничего против этого — если не считать детей, зарплаты и самой работы, но ведь есть сотни людей, которые хотят быть учителями.