За границами легенд
Шрифт:
— То есть… мир может играть нами?! И… и даже мною?
— Нет, мир может управлять лишь зверями, так называемыми, неразумными существами, стихиями природы. Люди, эльфы и драконы действуют сами, по своей воле или согласившись подчиниться воле чужой. Но сами. Вот природные вмешательства, звери — это уже влияние мира. Да, конечно, каждое растение, зверь или камень обладает личным разумом, послабее человеческого. Но в целом они связаны с душой мира, могут подчиняться его воле.
— И… — растерянно моргнула, — И камни живые?!
— Да, камни тоже по-своему живые, которые природного происхождения. Насчёт тех, которые созданы алхимиками, пока неизвестно. Есть мнение, что у тех нет души. Или мнение, что они редко кому подчиняются. Тех, кому искусственные вещества подчиняются, люди зовут Прирождёнными алхимиками. Но, впрочем, неясно, это подчиняются им осколки душ, оставшиеся от прежних, изначальных природных веществ, или же у искусственных веществ тоже есть душа? Есть ещё мнение, что искусственные вещества, как и рукотворные вещи — их Основные народы могут брать и использовать самовольно.
Он, словно опомнившись, отпустил меня. И мы опять пошли вперёд, вдоль стены.
Впрочем, стена, казавшая бесконечной, наконец оборвалась, после зарослей яблонь и берёз, росших почти вплотную к ней. Или это я, задумавшись об услышанном, пропустила миг, когда показалось окончание стены?
Часть здания за углом была намного короче — и конец её виднелся там, за лужайкой. С новой стороны стены лес как будто отступал от здания. И к нескольким дверям вело несколько дорог. Одна широкая и почти прямая, камнями выложенная, другие — простые извилистые тропы. Мы пошли по одной из троп.
Мир живой… наш мир живой! И, может статься, даже после гибели тела, наш путь не заканчивается — и либо там, за Гранью, что-то есть, нам, живым, неведомое, или же после потери тела мы обретаем новое и рядимся в него, будто в новые одежды. И даже камни живые. И… и всё в этом мире взаимосвязано! Один поступок, даже если совершённый в тайне, на самом деле кому-то виден или рождает последствия…
— Я, кстати, иногда думаю, — добавил Син спустя некоторое время, — Думаю, почему же разрушитель дворца спокойно прошёл и сделал своё дело? Почему его не могут найти? Только лишь потому, что нашим магам непривычно и несподручно возиться с новым её видом, человеческим? Или мир сам прикрывал его? А если прикрывал, то почему? Вряд ли б его прикрывал непосредственно Эльфийский лес — мы здесь живём, это пространство нас знает, знает, что мы заботимся о нём, насколько возможно. Этот Лес к нам расположен. Но этот странный маг просто прошёл сквозь него — и разрушил дворец. Почему?.. Неужели, сам мир на его стороне и считает его поступок справедливым? А, впрочем, мы почти пришли. Хватит об этом болтать, — он грустно взглянул на меня и добавил, — Простите, что загрузил вас моими домыслами, принцесса. Все эти философские размышлизмы обычно бывают играми стариков или мужчин, но не девиц.
Столовая во временном зале оказалась простым помещением с большим овальным столом посередине, светлым, но выложенным металлическими узорами, тёмными, почти чёрными. Мачехи там не обнаружилось. А только отец и ещё семеро эльфов. Мужчин. И все с молодыми лицами. Разве что у одного из них были седые пряди у висков, выделяющиеся на длинных и тёмных волосах. А у другого — морщинки у краешков глаз, от частого смеха.
Открыв дверь, Син постучал по косяку. И, когда все обернулись к нам, осведомился:
— Вы позволите мне и принцессе Зарёне присоединиться к вам?
— Конечно же, — улыбнулся король, — Мы рады, что вы решили присоединиться к нашей скромной компании.
Тут же, словно стояли рядом и подслушивали, из двери из стены справа выскользнули семеро слуг. Двое пожилых эльфов, но, не смотря на возраст, всё ещё статных и красивых, одетых красиво, в атласные одежды, четверо молодых внешне и одна девушка. Та, кстати, взгляд задержала на мне подольше, чем того требовала обычная внешность. Особенно, на моих коротких, криво обрезанных волосах. Син настаивал, чтобы я убрала их в причёску, даже предлагал мне помочь, объясняя, что «когда-то наряжал сестрёнку», но я отказалась. Сама кроме обычной косы или косы, короной зацепленной вокруг головы, на праздники, причёсок не знала. Да и надоело мне уже наряжаться. И, тем более, не хотелось оставаться с Сином наедине в спальне ещё дольше, не хотелось позволять ему прикасаться ко мне. А то вдруг опять возьмётся меня соблазнять?
"Ледяная красота" 5.5
Насколько я, лично я, ему сдалась, неясно, но, похоже, насчёт королевской просьбы соблазнить меня и его некоторых расчётов на добывание моего расположения, он не шутил. Ну, если я теперь наследница, то, выходит, что мой муж будет королём. Может, Сину хотелось прибрать трон в свои руки. Или же… или же он неспроста был первым из холостых эльфов, вышедших ко мне? А вдруг его намеренно мой отец подобрал? И даже попросил постараться меня добыть. Значит, сколь ни прикидывайся Син добрым или дружелюбным, однако же король к нему благоволит. Или… или папаша уже всё за меня решил? Но прикинулся, будто пока не решил ничего, а Сина ко мне направил, чтобы мы хоть сколько-нибудь уже пообщались между собой? Что, ежели он попытается отдать меня за Сина замуж, может пригодиться. Мол, уже как-то знакомый мужчина и вроде даже честный, лучше кота в мешке. Точнее, котов. Я почему-то подозревала, что этот остроухий будет не единственным, кого отец отправит на охоту за мной.
Папаша поднялся, показал на меня рукой. Но так, всей рукой, красивым и широким взмахом — его длинные рукава, расшитые серебряными нитями и деревянными бусинами, красиво взметнулись и проплыли по воздуху, источая благоухание каких-то цветов. Сладковатый, немного приторный запах. Аа, кажется, жасмин! Да, это был жасмин.
— Позвольте представить вам мою дочь, — улыбнулся король остроухих, — Принцесса, позвольте вам представить собравшихся. Я очень рад, что вы сегодня зашли к нам, и я могу познакомить вас с ними поскорее.
Прекрасные эльфийские физиономии внимательно и дружелюбно созерцали меня. Хотя взгляд двоих чуть задержался на моих волосах. Но свое мнение, впрочем, они скрыли. Прекрасные эльфийские физиономии бдительно следили за каждым моим движением. У меня возникло нехорошее подозрение, что эти семеро — боевая кавалерия, заготовленная отцом против моего сердца.
— Каждый из них преуспел в одном из дел и даже получил в них звание мастера. А двое — даже в нескольких, — вещал отец.
Он, как я и подозревала, расхваливал их. А тот, кого сейчас расхваливали, поднимался и почтительно молчал, опустив взгляд. Впрочем, тот, с морщинами у глаз, и тот, с прядями седых волос, наоборот, смотрели на меня. Не в упор. Куда-то чуть выше моих глаз. Но смотрели на меня. Изучающе.
А отец говорил и говорил. Да и, как бы между прочим, сообщал среди прочего, что каждый из присутствующих, которых он выбрал мне в учителя, был ещё и холостым. А, нет, третий, с седыми прядями, был вдовцом. Но четвёртый и пятый — снова холостые.
А слуги, бесшумно скользя из одного помещения в другое, принесли для меня и Сина приборы, тарелки, прозрачные стаканы в серебряной оправе и на длинных ножках, напоминающие тюльпаны, чьи стебли обвивали кружевные ленты. Вроде отец им ничего не сказал. Ну, будто б случайно бросил быстрый взгляд на места сбоку стола, по левую руку от него. И слуги еду принесли именно туда.