За гранью мира алая заря
Шрифт:
— Ладно, — сказал кот. — Дай мне эту минуту. Возможно, за нее я придумаю что-нибудь еще.
16
Созвездия птичьего мира выступили на синем бархате особенно ярко. Прочие потускнели или норовили схитрить. Так Скорпион обернулся Фениксом. Каждая его звезда источала сияние невероятной мощи, словно сама себе разжигала пламя, в котором предстоит сгореть и возродиться.
Серебряной стрелой слетела с неба призрачная цапля, ткнулась острым клювом в борозду, растеклась пупырчатой массой
— Страшно? — спросил кот, глядя на небо, по которому беспорядочно метались мертвые стаи.
— Скажи еще, что сам не боишься? — огрызнулась птичка.
— Боюсь, — признался кот. — Если б не ты, я бы давно удрал. Признаюсь, что вообще не показываю сюда носа во время птичьих ночей. Пернатые не любят кошек не только в Заоблачной Стране. Представь-ка, во что превратят меня тысячи когтищ, да острых клювов.
Маруша представила, и ее передернуло от отвращения. Она тут же попыталась выкинуть из головы ужасное видение.
— Раньше в Ночь Легостая птицам дарили свободу выбора. Они могли лететь в любую страну, невзирая на инстинкты и обстоятельства. Теперь же небом завладели мертвецы и призраки. Серебряный Птенец должен положить конец царству Сидящего На Качелях. Кстати, ты его уже видела? Того, Кто Сидит На Качелях?
— Не знаю, — мотнула головой Маруша, вспомнив огненный взгляд под бетонной плитой. — И да, и нет. Может быть, видела, а может, мне только причудилось. Откуда мне знать, где заканчивается явь и начинается сонное королевство, в котором бродят дремы и видения?
— Иногда видениям мы верим гораздо охотнее, чем правде, — кивнул кот. Пусть даже и страшимся их больше жизни.
Лик Луны посветлел, и ожили тени. Тысячи из них распростерлись по земле. Сотни оторвались от влажной почвы и взметнулись к стаям призраков черными комками. И наполнились силой, и заметались, словно подбитые, но не сдающиеся птицы.
С небес к ним навстречу потянулись тени иные. Бледные, полупрозрачные, наполненные лунным сиянием. Они превращались в смутные фигуры мифических птиц. Птиц-воителей, птиц-пожирателей падали, птиц-истребителей. Над призрачными стаями навис громадный орел. Грозовой тучей он медленно выплывал из-за горизонта. Постепенно его распростертые крылья заполнили почти полнеба. При взгляде на гигантское облако Маруша почувствовала себя маленьким потерявшимся птенцом, навстречу которому несется горячее дыхание торнадо.
Суматошно звеня, из Лога Пересмешника вылетела странная конструкция, собранная из согнутых полукругом железных прутьев, сходившихся в одну точку, украшенную толстым кольцом. Дно представляло собой фанерный круг. Дребезжала незапертая дверца, хлопая по прутьям. За прутьями ворочалась бледная масса, издающая нечленораздельный гогот, писк и клокотанье.
— Прорвемся! —
— Что это? — испугалась Маруша.
— Это настолько неправильные птицы, что даже мертвые сородичи предпочитают заключить их в клетку, чтобы они не портили общий праздник.
— Гляди! Клетка-то не заперта!
— Нет надобности. Безумцы настолько гордятся своим заточением, что ни один из них не согласится покинуть клетку добровольно.
— По-моему, это не сильно подходящая компания… — начала Маруша.
Кот не ответил. Он раскрыл пасть, бережно ухватил Марушу клыками и сиганул вверх, умудрившись запрыгнуть в небольшое оконце как раз в тот момент, когда дверца приоткрылась.
Маруша почти оглохла от злобного рева и щелканья клювов, выражавшего крайнюю степень беспощадности.
— Ты посмел появиться перед птицами? Ты, рваный котяра! Ты, жадюга, умертвивший маленькую красотку.
Кот быстро выронил Марушу на забрызганный объедками пол, где с остатками еды перемешались разнокалиберные перья.
— Ну не безумство ли это? — улыбнулся он. — Почти что самое грандиозное из безумств.
— А какое ты назовешь самым грандиозным? — сквозь смесь щебетания и ора прорезалось раздраженное карканье.
— Отпустить уже пойманную птичку! — кот улыбнулся еще шире. Блеснули клыки, но разъяренные птицы не обратили на опасность ни малейшего внимания.
Клетка совершила очередной скачок. Марушу сорвало с пола и швырнуло в стаю.
— Не бойся, птичка, — проворковал скворец со щербатым клювом. — Мы не дадим тебя коту. Знаешь что, пожалуй, мы заклюем тебя сами. Согласись, это гораздо почетнее, чем угодить коту на обед.
— На ужин! На поздний ужин! — поправил зеленый попугай с мутными глазами.
— Горрраздо, горрраздо почетнее, — перебила его ворона, глаза которой бешено вращались.
Следующий прыжок разлучил Марушу со стаей и вернул ее пушистому спутнику. Она вцепилась лапками в невесомую шерсть и зажмурила глаза от страха.
— Немедленно верни, верни, — разразилось руганью птичье многоголосье.
Кот и ухом не повел. Напротив, из его груди донеслось довольнехонькое урчанье, словно он отлеживал бока на теплом и мягком диване, а не скакал в клетке, набитой безумными птицами, через поле, накрытое тенью огромного злобного орла.
— Сидите, сидите, не вставайте, — ласково разрешил он, словно директор школы, неожиданно заглянувший на открытый урок.
— Тогда пшел назад, — рявкнул глазастый филин, затем его голос размягчился, заставив буквы запинаться друг об друга. — Не видишь, братан, мероприня… приятие у нас.
— Гляжу, давно уж принимаете, — уважительно кивнул кот в сторону горы всяческих пищевых отбросов, откуда торчал лысый крысиный хвост. — Примите-ка и от меня предоплатой.
Кот надул щеки и внезапно выплюнул в общую кучу двенадцать немного изжеванных кусочков копченой колбасы.