За гранью снов

Хоффман Нина Кирики

— Смотри, тут картошка, — сказала Мэтт.

— Ладно, посмотрим, что у нас есть, — решительно заявила Ребекка.

К тому времени, как Терри вышла из душа, стильная в своих черных облегающих брюках и бордовой рубашке, с тщательно уложенными короткими черными волосами, они приготовили странный, но интересный ужин: рагу из лапши, рубленого сельдерея, зеленых бобов, картошки, яиц и моркови. Разложив по тарелкам, Ребекка и Мэтт добавили себе еще перца, а Эдмунд посыпал все это тертым сыром.

Терри ела творог и йогурты

и даже не попробовала это рагу, а Мэтт сказала, что оно было замечательным.

— Ну, конечно, вы можете остаться в комнате Таши, если хотите, — сказала Ребекка, когда они поели и вымыли посуду. — Она не будет возражать.

— Это не ее комната, — сказала Терри. — Она никогда не жила в этом доме. Она снимала квартиру на другом конце города. Просто мама обставила комнату и надеялась, что она вернется.

— Я обещала ей, что у нее всегда будет место в этом доме. Она ночевала здесь.

— Да, два раза, из жалости, — подтвердила Терри. — Мэтт, хочешь какао?

С какао, в отличие от других вещей, у Мэтт были связаны приятные воспоминания. Терри тогда ела эти ужасные белые, безвкусные продукты, а Мэтт давилась ими, потому что и тут срабатывало заклинание привязи. Время от времени Терри давала ей какао. В этом пресном существовании какао было почти блаженством.

— Да, было бы здорово, — сказала Мэтт.

Терри готовила какао сложным способом: нагревала молоко на плите, смешивала какао-порошок с сахаром, потом добавляла эту смесь в горячее молоко. Когда она достала пакет молока из холодильника, Ребекка сказала:

— Терри, предложи какао и другому своему гостю. И как насчет твоей больной матери? Разве она не заслуживает тоже?

— А она хочет? — спросила Терри со странной ноткой в голосе.

— Вообще-то я наелась, — призналась Ребекка. — Мы славно потрудились, ребята.

— А ты, Эдмунд? — Терри повернулась и посмотрела на него.

— Нет, спасибо.

Терри улыбнулась и поставила молоко на огонь. Потом она достала кружку, которую Мэтт помнила еще с тех пор: серую пивную кружку с голубым гербом, на котором был изображен орел.

Это была ее особая кружка.

Заклинание подчинения…

У Мэтт возникло странное чувство.

Терри смешала какао и дала ей кружку. Мэтт понюхала. Пахло восхитительно. Немного горьковато, не как молочный шоколад, чем-то старым и темным и очень уютным. Она подняла кружку, чтобы отхлебнуть, и мысленно сказала:

— Привет, кружка, ты меня помнишь?

— Мэтт! Как я скучала по твоим рукам, по твоим губам.

Мэтт поцеловала край кружки.

— Не пей, — сказала та.

— Почему?

— Она подложила туда что-то изменяющее.

Мэтт поставила кружку на стол и посмотрела на Терри. Та пожала плечами и приподняла брови.

— Что оно со мной сделает? — спросила Мэтт.

— Сделает тебя счастливой.

—

Как в прошлый раз?

Терри облизала губы.

— Нет.

Что сказала Мэтт, когда уходила в прошлый раз? Я буду твоим другом, если ты не будешь колдовать надо мной. И вот Терри опять творит какое-то заклинание, даже не спросив ее согласия. Мэтт дала Терри второй шанс, а она его упустила.

Почему?

Терри не умела заводить друзей.

Мэтт почувствовала прилив щенячьей любви к ней. И когда же этот ребенок научится? Она подвинула кружку к Терри.

— Пей, — сказала она.

— Я выпью, если ты выпьешь.

Ну, совсем детские штучки!

— Ты первая, — настаивала Мэтт.

Терри достала вторую кружку и отлила половину какао туда. Она выпила и показала Мэтт, что в кружке ничего не осталось, кроме осадка пены на стенках.

Мэтт наблюдала за Терри. Та откинулась на спинку стула, проморгалась, потом улыбнулась. Улыбка ее была какой-то одурманенной.

— Да, — сказала она. — Мне хорошо. Давай теперь ты.

Разве Мэтт обещала пить? Она подразумевала это, но вслух ничего не произносила. Это ни к чему не обязывающее обещание. Вполне можно оставить Терри одну наслаждаться своим колдовством.

А что, если заклинание ужасное? Да нет, не может быть. Терри слишком себя уважает, чтобы сделать что-то такое, что одурманило бы ее насовсем.

— Давай-давай.

Мэтт отхлебнула шоколад. Он был замечательным, каким она его и помнила: теплый, сладкий, гладкий, темный. В ней разлилось какое-то блаженство, напомнившее ей о том прошлом, которое было у них с Терри, и в котором какао играло большое символическое значение. Мэтт всегда старалась наслаждаться тем хорошим, что было. А в их прошлом были и другие приятные вещи, кроме какао.

Заклинание сработало. Волна тепла окатила ее, дойдя до кончиков пальцев, носа, ушей. Ее охватило ощущение всепоглощающего спокойствия, довольства и убежденности в том, что именно здесь ее дом. Все остальные места потеряли для нее всякий интерес.

Она допила какао. Заклинание усиливало его аромат. Она поставила кружку на стол и взглянула на Терри, пытаясь припомнить, что ее так тревожило в данной ситуации.

Тревога? Пустая трата сил. Ей тепло, она сыта и счастлива, рядом ее друзья. Чего еще можно желать, кроме как сидеть на этом стуле в этой кухне в этом доме в этом городе в этом уголке Вселенной?

— Тебе понравилось? — спросила Терри.

— А-га.

— Мэтт, — позвал ее Эдмунд.

— А-га.

— Что случилось?

— А?

— Терри что-то подсыпала тебе в какао, да?

— А-га, — Мэтт улыбнулась и подмигнула кружке.

— Терри! — вскричала Ребекка. — Что я тебе говорила? Никаких заклинаний в доме! Никакого колдовства над гостями! Что ты наделала?

— Терри, — голос Эдмунда был как стальной клинок.