За гранью возможного
Шрифт:
– А я, - Рабцевич вздыхает, - я землю люблю...
Он радостно смотрит на немца, и вдруг лицо солдата уплывает. Перед ним Линке.
– Вот чудеса! Так это же Карл!
Карл что-то говорит.
Рабцевич открывает глаза. И точно - перед ним Линке со свертками в руках.
– Спишь? А я тут сухой паек получил. Завтра в шесть часов утра поеду домой! Ха! Вставай, провожаться будем!
Линке развернул свертки, финским ножом порезал колбасу, хлеб, открыл банки с консервами.
– А я думал, что не увижу тебя, - улыбнулся Рабцевич, подсаживаясь
– Обидно было бы не поговорить напоследок.
До отъезда Линке так и просидели, вспоминая прошлое, мечтая о будущем.
Иначе нельзя
6 ноября сорок четвертого года газета "Правда" опубликовала Указ Президиума Верховного Совета СССР:
"За образцовое выполнение специальных заданий в тылу противника и проявленные при этом отвагу и геройство присвоить звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали "Золотая Звезда"..."
Далее указывались награжденные, среди них и Рабцевич.
Стали поступать поздравления - письма, телеграммы, открытки.
Одним из последних поздравил Александра Марковича Карл Линке. Это было в конце мая сорок пятого. Рабцевич взял конверт в руки, увидел знакомый почерк: "Жив!"
Оказалось, после приезда в Москву летом сорок четвертого Карл Карлович получил новое задание. Ему вновь пришлось прыгать с парашютом, но уже на территорию Словакии, охваченную антифашистским восстанием. Пробыл там семь месяцев, был ранен. Сейчас в Москве, но чувствует, что пробудет в столице недолго, - уже готовится к отъезду.
Так оно и вышло: вскоре Линке уехал в Германию, где принял активное участие в создании государства трудящихся на немецкой земле, стал одним из первых его генералов.
Впоследствии министр национальной обороны ГДР Хайнц Гофман напишет:
"После освобождения Германии он отдал весь свой большой боевой опыт социалистическому строительству, усилению и укреплению рабоче-крестьянских сил. Его имя неразрывно связано со строительством вооруженных сил, особенно с созданием и развитием национальной армии Германской Демократической Республики".
Рабцевич надеялся увидеться со своим бывшим комиссаром, строил планы, но им так и не довелось больше встретиться.
По окончании войны Рабцевич работал в органах госбезопасности Белоруссии. Неоднократно избирался в Минский горсовет, Минский горком партии...
Однако многие годы, проведенные в тылу врага в гражданскую, испанскую и Великую Отечественную войны, не прошли бесследно. Особенно подкосила Рабцевича трагическая гибель дочери.
Рабцевич крепился, но все больше чувствовал, что работать ему не под силу.
В пятьдесят втором году вышел на пенсию. Напряженная, по минутам расписанная жизнь сменилась тягостной тишиной. Все время был в гуще событий, все вокруг кипело, бурлило. И вдруг - покой. Не надо никуда рваться, спешить. А что тогда надо? Сидеть на лавочке перед домом и ждать?..
Видя состояние мужа, жена Елена Константиновна подбадривала:
– Не мучь себя, Саша, ты заслужил отдых.
А он не хотел отдыхать - разве для этого он жил, к этому стремился?
Однажды к нему разом нагрянули, будто сговорились, Кирилл Прокофьевич Орловский, Василий Захарович Корж, Станислав Алексеевич Ваупшасов.
Долго сидели в тот вечер друзья. Пока говорили о прошлом, Рабцевич смеялся, шутил - ему было что вспоминать. Но потом, когда разговор переключился на теперешнюю жизнь, замолчал. О своей работе рассказывали Корж, Ваупшасов. Особенно радовался Орловский - он возглавил один из самых разрушенных в войну колхозов, теперь хозяйство поднялось.
– С утра и до поздней ночи кручусь как заводной, - смеялся Кирилл Прокофьевич.
– Недавно отгрохали новый коровник, развернули жилищное строительство. Мечтаю, только бы сил хватило, в каждый дом паровое отопление провести. Чтобы люди у меня жили не хуже, чем в городе.
Все рассказывали, а Рабцевичу рассказать было нечего. Ковырять свои болячки? Нет, не по нему это...
Утром друзья разъехались, и опять Рабцевич остался один. Поехал за город, выкопал елочку, кленок, троечку березок, привез домой. Во дворе нашел место, посадил. Поработал и почувствовал, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Добрался до лавочки, сунул под язык таблетку, тело свинцово отяжелело, голова ясная, а тело...
– А, вот ты где?!
– окликнул его знакомый голос.
Перед ним стоял, широко улыбаясь, покручивая пышный ус, Василий Захарович Корж.
– Вернулся?
– обрадовался Рабцевич.
– На встречу иду, пионеры пригласили, за тобой зашел. Думаю, не откажешь мальчишкам и девчонкам в удовольствии послушать тебя?
– Так я же не готовился, - растерялся Рабцевич.
Корж рассмеялся:
– Чудак, да ты к подобной встрече всю жизнь готовился. Ладно, давай переодевайся, и пойдем.
Так Корж утащил Рабцевича на первую встречу с пионерами.
И началось. Рабцевича стали приглашать всюду. Его хотели видеть курсанты учебных организаций ДОСААФ, школьники, студенты, рабочие, воины, писатели, ученые. Рабцевич никогда не отказывал. Он много ездил по республике. Выступал с лекциями, беседами, рассказывал о размахе партизанского движения в Белоруссии в пору войны, о людях, которые отдавали ради победы все, зачастую и саму жизнь.
Александр Маркович умел находить доверительные слова для слушателей, беседы строил так, что рассказ о партизанах и связных неизменно вызывал чувство гордости их самоотверженностью, помогал глубже постичь истоки патриотизма.
Как-то, рассказывая жене о своих впечатлениях от встреч и бесед с людьми, Александр Маркович признался:
– Лишь сейчас я понял, что нужно рассказывать не столько о том, что мы делали, сколько зачем делали. Молодых надо учить быть людьми.
Рабцевичу много писали. Ребята просили прислать фотокарточки, личные вещи для организации в школах уголков, музеев Великой Отечественной войны. Особенно дороги были письма от связных отряда, которые не получили документы о своем участии в борьбе с оккупантами.