За красоту убивают
Шрифт:
Наконец я решила попытать счастья в постели. Проворочавшись с боку на бок целый час и наконец отключаясь, я провалилась в один из тех снов, которые кажутся монотонными, как покраска стены, и в которых вы без конца повторяете одни и те же движения. Я находилась в какой-то гостинице или даже в шикарном отеле, но не в «Сида-ре». Одетая в вечернее платье, я шла по коридору, стуча по очереди во все двери. Никто мне не отвечал, и, довольно долго подождав у каждой двери, я в конце концов переходила к следующей. Через какое-то время я почувствовала, как в той части меня, которая наблюдала за сном, нарастает разочарование и желание заставить ту Бейли, которая находится внутри сна, стучать громче. Мой стук был слишком тихим, никто его не слышал. Внезапно я проснулась и села в кровати. Стук. Я осознала, что он исходит не из моего сна. За моей дверью кто-то был.
Включив лампу на ночном столике, я быстро оглядела комнату. Я не могла сказать, действительно ли слышала стук или это сон сыграл со мной злую шутку. Выбравшись из постели, я направилась к двери.
— Кто там? — позвала я на ходу. Мертвая тишина.
Отодвинув задвижку, но не снимая цепочки, я приоткрыла дверь. Кроме теней от бра, в коридоре ничего и никого не было.
Мне потребовалось больше часа, чтобы заснуть снова. Проснулась я в восемь с тяжелой как с похмелья головой. Натянула джинсы и майку с длинными рукавами, подкрасила губы и замаскировала синяки под глазами, соперничавшие по площади с Центральным парком, и застегнула сумку. Не дожидаясь коридорного, я сама отнесла ее вниз.
— Ну, как ты? — спросила я с вымученной улыбкой, присоединившись к завтракавшей Дэнни.
— Сегодня лучше, — улыбнулась она. — Хотя мне грустно, что ты уезжаешь, Бейли. Ты такая надежная.
— Мне так жаль, что я ничем тебе не помогла, — произнесла я.
— А у меня есть кое-какие новости. Оказывается, Анну действительно задушили.
— Задушили? Тебе Бек сказал?
— Нет, об этом напечатали в сегодняшней газете.
Я стала расспрашивать Дэнни, но в газете больше ничего об этом не говорилось. Тогда я поведала о своем посещении «Таверны на Бридж-стрит» и напугавшем меня столкновении с Мэттом. Мой визит мог вызвать нехорошие последствия, и Дэнни следовало быть в курсе.
— Он совершенно точно не выразил никакого желания поделиться со мной своими сомнениями, — заявила я. — Я очень надеюсь, что удастся разузнать хоть что-то у Евы.
Дэнни подтвердила, что Ева целый день дома и будет меня ждать. Она, правда, просила, чтобы я, подъезжая, предупредила ее по телефону. Из кармана своего бледно-зеленого кардигана Дэнни достала листок бумаги с телефоном и описанием, как проехать к дому Евы.
Чтобы подкрепиться для путешествия, я заказала яичницу. Но когда ее принесли, я поняла, что есть мне совсем не хочется, и принялась вяло возить ее по тарелке.
Когда наконец подошло время ехать, Дэнни проводила меня до машины, и мы крепко обнялись. Мне ужасно не хотелось оставлять ее в таком состоянии, и я снова услышала слова своей матери: «Присмотри там за Дэнни. Я за нее волнуюсь».
— Я позвоню тебе завтра вечером, — пообещала я, — и если мне удастся вовремя разделаться с заданием, а в гостинице дела не наладятся, я приеду на следующие выходные, хорошо?
Серые глаза Дэнни наполнились слезами, и я поняла, что возражать она не станет.
Через пятнадцать минут я уже ехала по массачусетскому шоссе, направляясь на запад, чтобы попасть на транзитное шоссе штата Нью-Йорк. Я чувствовала себя, как Сигурни Уивер в «Чужом», когда она в трусах и майке только что выкинула за борт космического корабля самое омерзительное за всю историю Вселенной существо и наконец-то забралась в свою капсулу. Другими словами, я чувствовала себя в безопасности. Больше никаких погонь в лесу, никаких пробуждений среди ночи, никаких гаданий, то ли постучали в дверь, то ли нет. И все же в глубине души я жалела, что не могу развернуть джип и вернуться назад.
Я уже внесла номер Евы в свой мобильник, а потому за милю до съезда на шоссе нажала кнопку дозвона. Ева говорила монотонным голосом, как человек, недавно наглотавшийся успокоительного. Я объяснила, что буду у нее через несколько минут, и она все тем же безжизненным голосом ответила, что хорошо, она будет меня ждать. Сотрудники гостиниц, принимающие заказы на обслуживание в номере, и то любезнее.
Спустя десять минут я припарковалась в старой части Рейнбека, самобытного городка недалеко от реки Гудзон. Открывшая дверь и поздоровавшаяся со мной Ева оказалась такой же мрачной, как и ее голос по телефону. Косметикой она не пользовалась, и, хотя была довольно симпатичной, кожа ее покрылась морщинами от чрезмерного загара. Каштановые, не слишком коротко подстриженные волосы выглядели так, словно их завили с помощью пальцев четыре-пять дней назад и больше к ним не прикасались. Одета она была в большую, не по размеру хлопчатобумажную рубашку и джинсы.
— Ева? — полувопросительно произнесла я.
— Да, входите, — ответила она без улыбки.
Дом меня удивил. Когда-то на первом этаже, вероятно, было несколько комнат, но стены снесли, оставив только маленькую кухню, которую я заметила в глубине, и образовалось одно большое помещение в передней части дома, почти что студия. В дальнем конце комнаты стоял ткацкий станок, повсюду громоздились мотки и упаковки пряжи.
— Так, значит, вы теперь ткачиха? — задала я идиотский вопрос.
— Да, — ответила она, ведя меня к темно-зеленому дивану. — Хотите чаю? Я как раз собиралась готовить себе чай, так что мне не трудно.
— С удовольствием. Если можно, с кофеином. — Учитывая интерьер, девизом которого мог служить лозунг «Назад, к природе!», я опасалась, что мне предложат какой-нибудь лимонной водички вроде той, что поила меня Дэнни, или, того хуже, малинового отвара.
— Думаю, у меня есть такой чай, — задумчиво проговорила Ева, исчезая в кухне.
Прислушиваясь к скрежету чайника, поставленного на плиту, и позвякиванию чашек, я осматривала комнату. Несмотря на приличные размеры, помещение давило, создавая ощущение замкнутого пространства, быть может, из-за куч пряжи. Работала Ева с разными цветами, и хотя законченные изделия, которые она повсюду разложила, были выполнены искусно, они тоже были темными и мрачными.
Через несколько минут хозяйка появилась из кухни, неся деревянный поднос с двумя дымящимися кружками. Едва уловив аромат, я поняла, что это китайский красный чай, крепкий, подкопченный, от которого я всегда просто тащусь. Сняв кружку с подноса и отпив крошечный глоточек, я улыбнулась со всей благодарностью, какую смогла изобразить. А про себя подумала, не был ли выбор чая пассивно-агрессивным жестом с ее стороны?