За кулисами диверсий
Шрифт:
Тот, сказал Уилсон, является «наиболее талантливым нашим человеком в Москве, и его материалы следует читать, уделяя им максимум внимания». В письме Уотерса есть упоминание и о встрече, состоявшейся между Тотом и верховным главнокомандующим вооруженными силами НАТО в Европе американским генералом Хейгом, и указывается, с каким «багажом» Тот должен был приехать на следующую встречу с военным руководителем Североатлантического блока.
За корреспондента «Лос—Анджелес таймс» вступилась было французская «Монд», но, как говорится, села в лужу, не разобравшись в существе вопроса. А бывшего московского корреспондента «Вашингтон пост» Питера Осноса до сих пор «жалеют» некоторые издания Западной Европы и Соединенных Штатов Америки. Причем аргументация у радетелей корреспондентов–разведчиков столь же примитивна, сколь и лжива: в СССР, мол, очень «трудно» работать западным журналистам,
Выше мы уже показали, каково положение с контактами и источниками информации на самом деле и как их понимал и пытался использовать Тот. Теперь осветим некоторые малоизвестные или совсем неизвестные на Западе факты о поведении в Советском Союзе Питера Осноса.
В нашей книге «Совершенно секретно» было опубликовано письмо врача С. Л. Липавского, в котором он, признаваясь в нарушении советских законов, сообщал, в частности, о противозаконной деятельности корреспондента Осноса.
Дополнительная проверка фактов позволила установить, что один из так называемых и упоминаемых С. Липавским «инакомыслящих», выехавших из СССР на Запад, некто В. Рубин, установил связь через Осноса с ранее покинувшими Советский Союз отщепенцами. По дипломатическому каналу посольства США Рубин сообщил в Москву, что некоторые лица за океаном весьма заинтересованы в том, чтобы из СССР была оказана поддержка небезызвестному сенатору Джексону. В чем должна была состоять эта поддержка? В сборе подписей под различными «петициями», а также в сведениях о советских учреждениях и предприятиях, где работали люди, которым временно было отказано в выезде за границу в связи с тем, что их прежняя работа была связана с государственными секретами. Все это подчинялось одной цели — наши недруги задумали организовать в США кампанию с требованием запрещения поставок этим советским предприятиям американского оборудования и технологии. Подогревать в США антисоветские настроения, устраивать провокационные акции против работников этих предприятий, выезжающих в заграничные деловые командировки, — вот чего хотели Джексон и иже с ним, вот в каком направлении действовал Оснос.
Но это не все. На нашем рабочем столе оказались письма читателей из Молдавии, куда однажды занесло Осноса для «подготовки материалов о «сельском хозяйстве республики» (так значилось в официальной заявке). Оснос начал изучать проблему виноградарства не в совхозах, а… в кишиневском ресторане «Крама». Подвыпив, он ринулся к соседним столикам выяснять, есть ли в зале лица еврейской национальности, и стал их агитировать как можно скорее отправиться на «землю обетованную». Он даже сулил «поддержку» тем кишиневцам, которые подадут заявления о выезде в Израиль.
Судите сами, разве такая «работа» иностранного корреспондента имеет что–либо общее с журналистикой? Мы могли бы напомнить Осносу также о его попытке вывезти в нарушение таможенных правил за границу крупную сумму советских денег, напомнить и о спектакле, который он импровизировал на пограничной станции Унгены. Из всего этого явствует, что деятельность Осноса в нашей стране носила грубый провокационный характер, несовместимый с его статусом корреспондента.
Заключить эту главу мы решили двумя цитатами. Обе они взяты из американских источников.
Цитата первая. «Особую озабоченность в США, — писала газета «Нью-Йорк тайме», — вызывает следующее: читатели, зрители и слушатели начнут верить, что на формирование поставляемой им информации влияет Центральное разведывательное управление» (и другие секретные службы, добавим мы от себя. — Авт.).
Цитата вторая. Она принадлежит бывшему корреспонденту газеты «Чикаго трибюн» в Москве Д. Джексону, ныне работающему в Лондоне. Джексон отнюдь не симпатизирует выступлениям советской печати, в которых разоблачаются шпионские похождения некоторых американских журналистов. И все же он приходит к выводу, что те, кто работает в газетах «по совместительству», а точнее, является слугой двух господ, должны быть названы и изгнаны из журналистских рядов. «Сделав это, — продолжает Джексон, — мы, возможно, погубим крупные авторитеты, некоторые карьеры, . видимо, будут поломаны, нарушены обещания, поколеблены иллюзии. Но лучше это, чем компрометация всех американских журналистов, работающих за границей, особенно в социалистических странах».
Действительно, лучше. Те, кого Джексон называет «совместителями», слугами двух господ, портят репутацию и затрудняют работу профессионально честных журналистов, сеют рознь и недоверие между американским и советским народами.
ФАКТЫ ОБЛИЧАЮТ
Набат
Время необратимо. Оно несется вперед, сменяя на ходу поколения землян. Такова суровая целесообразность законов диалектики. Но ничто не исчезает бесследно. Уходящие оставляют грядущим Историю. История — это памятники. Разные. От топоров каменного века до металлической доски, опущенной с атомного ледокола «Арктика» в географической точке Северного полюса, от реставрированных развалин древнего Колизея до давно не ремонтировавшейся статуи Свободы при входе в нью–йоркскую гавань, от шапки Мономаха до Собора Парижской богоматери. Бухенвальд — тоже памятник…
«Сначала поезжайте в Веймар, а потом посетите Бухенвальд». Так посоветовали нам коллеги с телевидения ГДР, когда, закончив журналистские дела в Берлине, мы решили почтить память соотечественников, погибших в нацистском концлагере. «Почему?» — спросили мы. «Поймете сами», — ответили они.
Древний город, перерезанный парком с бодро шелестящими кронами платанов и буков, шагнувших сюда из соседних тюрингских лесов, встретил нас оглушающей тишиной солнечного утра. Средневековая брусчатка мостовых, стрельчатые окна старинных вилл, торжественный в своей готической строгости кафедральный собор и почти полное, удивляющее в наш суматошный век отсутствие автомашин и прохожих. Впрочем, ближе к центру города все чаще и чаще стали попадаться разноязычные группы и группки туристов, внимательно слушающих всяческие истории из богатой и удивительной летописи Веймара. Вот и около спрятавшегося в зелени кустов мраморного бюста, воздвигнутого нашему великому россиянину, остановились темнокожие юноши и девушки, попавшие сюда, видимо, из какой–то далекой африканской страны. Французский язык экскурсовода был безупречен, хотя весьма лаконичен. «Александр Пушкин, — сказал он, — великий русский поэт. Он никогда не был в Веймаре, но очень любил Гёте и Шиллера».
Мы, наверное, не ошибемся, если скажем, что Иоганн Вольфганг Гёте и Иоганн Фридрих Шиллер сделали столь же много для немецкого языка, сколько сделал для русского Александр Сергеевич Пушкин. Ь/Гихайловское и Веймар. Аналогия? Она напрашивается сама собой. Так уж получилось, что великие основоположники немецкой литературы нового времени надолго связали свои судьбы с небольшим тюрингским городом. И памятник благодарные потомки поставили им один на двоих на центральной площади перед муниципальным театром.
Кто поэзию хочет постичь, Страну поэзии тот посетит, Кто поэта хочет постичь, Тот поэта страну посетит.Так писал Гёте, имея, конечно, в виду свой Веймар. «Отсюда ворота и дороги ведут во все концы света… Я уже пятьдесят лет здесь и где я только не был! Но я всегда радовался возвращению в Веймар», — восклицал он.
Редкое постоянство!.. Почти полвека немецкий поэт, мыслитель и естествоиспытатель прожил с небольшими перерывами в одном и том же доме, который ныне стал национальным музеем страны. Дом был подарен Гёте герцогом Карлом Августом. Но великий немецкий гуманист весьма недвусмысленно сказал герцогу, что он «оборудовал и использовал свой дом не для зажиточной жизни, а для посильного распространения искусства и науки». Поэтому и появилось его гостеприимное четверостишие:
Почему вы там стоите? Разве нет дверей, ворот! Не робейте, заходите! Вас прием сердечный ждет!Сердечный прием всегда ожидал здесь в доме на Фрауэнплан Фридриха Шиллера. Не было в истории немецкой литературы столь удивительного и неповторимого дружественного альянса, чем этот. Первое личное знакомство между двумя корифеями произошло в Веймаре в сентябре 1788 года, но истинно плодотворное сотрудничество началось несколько позже, когда Шиллер поселился неподалеку — в городе Йене. «Вы принесли мне вторую молодость, — писал Гёте Шиллеру, — и сделали меня снова поэтом, которым я почти перестал быть». «Удивительно, сколько реалистического появляется с годами, — признается в письме к одному из своих друзей Шиллер, — и сколько развилось во мне реализма со времени постоянного общения с Гёте». В 1799 году Шиллер, чтобы быть ближе к Гёте, окончательно перебирается в Веймар, где покупает дом на Эспланаде, теперь переименованной в улицу Шиллера…