За любовь, которой больше нет

Раевская Полина Александровна

Она поняла это сразу, как только очнулась в незнакомой комнате с видом на море. Смотрела ошалелым взглядом, пытаясь восстановить события прошлого вечера, и дрожала. Каждая жилка в теле тряслась от яростной, жалящей волны ужаса. Стоило только вспомнить злую ухмылку с*ки, как кишки наружу выворачивало, словно эта бл*дь своими грязнющими руками в нутре поковырялась, воспаляя его и заражая неизлечимой болезнью. В этом мире слабым быть нельзя. Нет никому дела до того, что ты пережил самую большую утрату. Каждый рвет за свое, а мораль... "Какая мораль, Ань? Срала эта дрянь, что душа не дышит у тебя, что ты подыхаешь, и единственное, что тебя в этом мире держит, это он. А он... Боже, ты же говорила

сама, сама... что не нужен он тебе! И он поверил. Как не поверить, если ты так упорно вселяла в него эти мысли?! Но сердце кричало: "Почему ты поверил, почему? Я же не могу без тебя. Я без тебя не умею, Марусь! Я бы забыла все и забуду! Не живу я без тебя! Неужели же ты этого не видел? Ты же знал это... Я же тобой жила всегда, всё тебе отдала... И сейчас, все эти месяцы ради тебя я только и дышала. Вот так, по-уродски, обжигая тебя, смрадом опаляя, но только благодаря тебе. Я знаю, я оступилась, но не в силах я жить без тебя... Как это может закончится? Как это может прекратится, когда тобой пропитана душа, когда ты под кожей у меня, в каждой клетке моего тела? Как ты мог поверить в мой бестолковый треп? Ты же никогда наивным не был... Почему именно сейчас?"

Зубы впиваются в губы до крови, сдерживая скулеж, пальцы скрючиваются, цепляются мертвой хваткой за простынь. Сердце огнем жжет.

"Пожалуйста... умоляю, я прошу, пусть это будет сон, пусть я съехала с катушек, и сейчас он зайдет в эту комнату и скажет, что блондинистая с*чка, чтоб ей твари подавится, просто ведет свои с*чьи игры."

И словно кто-то услышал ее, дверь осторожно приоткрылась. Аня перестала дышать, сердце заколотилось, как сумасшедшее. Мысли вихрем закружились в голове, она пыталась придумать, что сказать мужу, но как только на пороге появилась худая женщина в дорогом костюме, все это ухнуло вниз с огромной высоты и разлетелось на осколки, на меленькие такие, остро заточенные осколки, отражающиеся в холодном, словно бритва, взгляде вошедшей женщины, кричащем, что Он не войдет сюда и не надо, не сметь смотреть просяще.

Аня не знала ничего наверняка, но интуиция никогда не подводила ее, потому... Горло рвет крик, а на губах лишь шелестит сиплый звук. Но все же она спрашивает, приподнявшись на подушках:

– Где мы, где Мар... мой муж? Что вообще происходит?

Женщина поджимает губы, что-то обдумывает и тихо произносит:

– Как вы себя чувствуете? Доктор прибудет с минуты на минуты...

Аня нетерпеливо втянула воздух, женщина прокашлялась и продолжила:

– Меня зовут миссис Флетчер, я буду вашей компаньонкой, так скажем, на непродолжительное время, пока ваш муж не уладит некоторые дела... Мы на Майорке... мистер Беркет в Лондоне, он...

Женщина отвела взгляд, а потом подошла ближе, обдавая терпким запахом дорогих духов и напыщенным взглядом. Протянула костлявую руку, с бугрящимися под синюшно белой кожей венами. Звякнули тяжелые браслеты на тонком запястье, а длинные пальцы с красными ноготками сжали сотовый телефон. Аня попыталась сглотнуть, чтобы смочить пересохшее горло, но слюны не было. Дрожащей рукой забрала телефон, стараясь не касаться руки бабы Яги, так мысленно обозвала ее. Она не понимала, где Маркус откапал эту заносчивую бабку, но если он рассчитывал, что с ней она будет держать себя в руках, то, как никогда, попал в точку, сукин сын. Аню эта женщина одним своим взглядом замораживала и заставляла задирать голову так высоко, пока боль не разольется вдоль позвоночника. Этой грымзе уж точно не видеть ее унижение, она и так на нее смотрит, как на мусор.

Голова кружилась от непонимания, кучи вопросов, тревоги, страха... Коктейль был взрывной, он бурлил под кожей, вызывая зуд и жжение. Глаза лихорадочно метались в

поисках ответов, но их не было. Спрашивать у Яги не хотелось, но было слишком страшно, а потому, наплевав на мнение высокомерной бабки, пусть в ж*пу себе засунет, Аня торопливо поинтересовалась, стараясь выглядеть спокойной:

– Что это все значит? Какие дела? Почему мы...

– Я ничего не знаю, мистер Беркет просил вам передать телефон, сказал, что он вам все объяснит сам! – отчеканила старуха, перебивая Аню.

– Где моя дочь?
– интонация холодная, высокомерная и повелительная. Женщина стушевалась. Аня удовлетворенно про себя хмыкнула, захлебываясь ядом злости: "Правильно! Место, Старуха! Место!"

Раздражение было таким острым и невыносимым, что хотелось стены крушить. Непонимание и сумбур в голове достигли критической точки. Аня чувствовала себя беспомощной.

Что если он, как тогда, забрал у нее ребенка? Что если...

– Мисс Беркет в соседней комнате с няней, вам не нужно волноваться, у вас очень...

– Оставьте меня одну!
– оборвала Аня поток наигранных речей, с облегчением вздыхая, услышав новость о том, что Диана с ней, иначе бы она просто не знала, что делать. Но в то же время все стало еще более запутаннее. Ей нужно было остаться одной, чтобы разобраться в сложившейся ситуации, она должна позвонить Маркусу. Миссис Флетчер недовольно поджала губы, но ничего не сказала и вышла. Аня же вцепилась намертво в телефон и с паникой взирала на уведомление о голосовом сообщении.

"Давай, открывай, Ань! Не тяни, не издевайся над собой."

Удары сердца эхом отдавались в ушах. Руки тряслись, как у алкоголички, в которую она, собственно, и превратилась. Желудок скручивало до тошноты.

Сейчас она узнает приговор. Хотя и так знала, он его вынес, когда они ехали на прием. Но мы же не верим, пока нас носом не ткнут. "Так давай, ткни себя, Ань, чтобы больше никаких сомнений! Открывай!"

Осторожно прикоснулась к дисплею, и перестала дышать, когда из динамиков раздался хрипловатый голос с холодными нотками, от которых озноб пробежал по позвоночнику. Стальной и чужой...

– Не знаю с чего начать, Анна...

Аня нажала на стоп, и закрыв глаза, откинулась на спинку кровати, ловя воздух ртом, пытаясь унять грохочущее сердце.

"Трус, гребанный трус! Не знаешь с чего начать? Может с того, что пока я лежала в психушке, ты... забывался? Настолько забылся, что обрюхатил эту с*ку? Как ты... Стыдно, ублюдок, настолько, что не смог даже в лицо это сказать? Чтоб ты..."

Истерика накатывала, душила, грудь тряслась от сдерживаемых рыданий, а в голове стучал его голос, его шепот. За закрытыми глазами он... трахает блондинистую с*ку... Поджарое, сильное тело, умелые руки скользят по белой коже, медленно, наслаждаясь, ласкающе, томно, длинные пальцы зарываются в платиновые локоны и тянут на себя, заставляя прогибаться под собой. Слух режут тихие, эротичные стоны и хлюпающие звуки. Наверняка дрянь текла под ним, как последняя шл*ха... "Нет, не думай об этом, что ты делаешь?" Жмурится, но картинка не исчезает, а продолжает с яростной силой вибрировать в голове.

Он целует грудь, всасывает в рот розовый сосок, играет с ним, пока шл*ха не начинает задыхаться, спускается ниже, нежно проводит влажным языком по животу, еще ниже... "Нет, пожалуйста! Все ведь не так, он не мог с ней так! Не мог..."

Аня отчаянно вертит головой в разные стороны, ударяясь затылком о дерево кровати, слезы текут по щекам, дыхание сиплое, прерывистое. Концентрат боли и унижения мчится по сосудам, сворачивая кровь, кроша кости и выворачивая наизнанку.

"Ты ее также, да? До отчаянной мольбы, до униженных просьб, до готовности на все, что не попросишь?"