За мертвыми душами
Шрифт:
— Говорил, предоставлю и предоставил!.. — бормотал он.
Двор и строения вокруг него не подавали и признаков жизни: отсутствовали даже собаки.
Я поискал звонок, но его не имелось; пришлось постучать в дверь, но и это ни к чему не привело: кроме шума дождя, никаких иных звуков слышно не было.
— А ты лезь в дом-то!.. — посоветовал мне Мирон. — Чего тырчешься как овца, — прямо сыпь!
Я последовал его совету. Дверь оказалась незапертой, и я вошел в сени, а оттуда попал в переднюю. И там меня встретила тишина и безлюдие. С меня текло, как из губки. Идти в таком виде дальше я не решался и, не зная что предпринять, громко покашлял.
Из соседней комнаты глянуло молодое женское лицо со вздернутым носом и бойкими, черными глазами. Увидав меня, обладательница его ступила в переднюю; белая наколка на голове и такой же передник обнаруживали ее положение в доме.
— Кого вам надо? — спросила она.
Я с трудом расстегнул пальто и извлек из недр пиджачного кармана свою визитную карточку и письмо Ченникова.
— Передайте это вашему барину… — ответил я.
Горничная скрылась. Где-то в глубине комнат послышался разговор и затем поспешные мужские шаги.
— Милости прошу, милости прошу!.. — еще из соседней комнаты радушно произнес высокий, худощавый человек, быстро идя ко мне. Мы обменялись рукопожатием. — Да что же это вы не раздеваетесь? Поля, помоги барину снять пальто!..
Оно так прилипло ко мне, что его пришлось скорее сдирать, чем снимать: пиджак, брюки, белье — все оказалось мокрым насквозь.
— Есть у вас во что переодеться? — заботливо спросил хозяин.
— Белье есть… — ответил я, — а верхнего ничего нет.
— Поля, достань скорее мой теплый халат и принеси в угловую!.. Да самоварчик чтоб дали! Идемте переодеваться!
— На подъезде мои книги, — произнес я, — можно будет попросить вас приказать принести их сюда?
— Конечно, конечно… все сделают!
Я захватил свой чемоданчик и последовал за гостеприимным хозяином.
Непогода ли, время ли сказывалось, но комнаты казались сумрачными. Прежде всего в глаза мне бросилось обилие гравюр на стенах; кое-где имелась старинная мебель, и среди нее я вдруг увидал бесценный диван-ампир из красного дерева с выгнутою спинкою, встречающейся весьма редко. Его украшали золоченые розетки великолепной чеканки. Я не мог не восхититься им и остановился.
— Какая прелесть! — сказал я, указывая на диван.
Каменев усмехнулся.
— А вы действительно любитель, я вижу!.. — ответил он. — Но идемте сперва переодеваться, потом найдется что посмотреть вам!
Через зал мы прошли в угловую комнату, глядевшую обеими наружными сторонами в сад; хозяин пропустил меня вперед и деликатно оставил одного; я принялся разоблачаться. Через несколько минут Поля приоткрыла дверь и подала мне пушистый, как мех ангорского кота, темно-серый халат с зелеными выпушками и такими же кистями на шелковом поясе.
Приятно было завернуться в него и ощутить тепло и негу после ледяной шкуры, только что сброшенной с плеч.
— Готовы? — спросил из-за двери голос Каменева.
Я вышел, и хозяин повел меня в кабинет. Навстречу нам с широкого кожаного дивана поднялось огромное круглое брюхо с как бы приделанным к нему сзади небольшим человеком.
— Знакомьтесь, господа!.. — сказал Каменев.
Толстяк протянул мне короткую руку, широко раскрыл рот и как отрубил:
— Марков! — Голос у него был хриплый и грубый.
— Мой большой приятель и сосед… — пояснил хозяин.
Мы уселись, и начались расспросы о моем путешествии и его цели.
Я подчеркнул, что мною руководит не жажда наживы, так как торговлей я не занимаюсь, а исключительно желание разыскать и спасти хотя бы часть тех богатств, которые безвестно гибнут у нас на Руси или же уплывают за границу.
— Прекрасная задача!.. — сказал хозяин. Он сидел в кресле, сгорбившись и охватив руками колено одной ноги, закинутой на другую. Лицо его было заурядно и некрасиво; над невысоким лбом в беспорядке свисали густые темные волосы с сильною проседью; он то и дело откидывал их назад рукою. Но серые глаза его были полны мысли и мягкости и несомненно принадлежали незаурядному человеку.
Марков хранил молчание и только храпел, как старый мопс. Крупный выпуклый лоб, сильно расширявшийся к темени череп, вытаращенные бесцветные глаза с мешками под ними, складки у плотно сжатого рта, узкая бородка, напоминавшая желтый моржовый клык, свисший вниз, — все свидетельствовало, что человек этот упрям и тяжкодумен.
— Я сам собирал что мог всю жизнь… — продолжал Каменев. — И очень рад, что судьба привела нас встретиться! Правда, это удовольствие только для меня одного, — с улыбкою добавил он, — ибо приобрести у меня вам ничего не удастся…
— С вашим собранием я хотел только ознакомиться, — ответил я, — оно в надежных руках и в спасении не нуждается!
Хозяин наклонил набок голову и остался в этом положении.
— Это как сказать?.. — немного погодя отозвался он. — Все мы, собиратели, стоим перед одним и тем же трудным вопросом: что будет потом, после нас, с нашими библиотеками и коллекциями?
— Разве у вас нет наследников? — спросил я.
Легкая тень промелькнула по лицу Каменева.
— Дочь есть… — ответил он. — Но ведь именно наследники в большинстве случаев и являются самыми опасными врагами для коллекций…
Марков сердито крякнул.
— А собирать всю жизнь… — продолжал Каменев, — и знать, что все, на что ты потратил столько забот и времени, как дым, бесследно разлетится после твоей смерти, — это грустно!.. утрачивает смысл жизни. И я иной раз думаю, что приобретая я совершал большую ошибку…
— Ясно! — хлопнул, точно выстрелил, Марков, опять широко раскрыл рот. — Говорил тебе: жить надо, а не собирать!