За миг до удара
Шрифт:
Я благоразумно промолчала.
– Что-о, не веришь?! – взвился он, но тут же снова успокоился и с дрожью в голосе проговорил:
– Да, может быть, ты и права. Только не смотри на меня – мне не по себе. Я расскажу, если так. Давно уже хотел рассказать, да все некому. А потом все же прикончу тебя – выбора у меня нет. Договорились?
Он был совершенно серьёзен. И я серьёзно ответила:
– Договорились.
Прищурившись, он поискал в моих глазах издёвку, но не нашёл, успокоился и ровным голосом начал:
– Моя жена была наркоманкой… Я ей никогда этого не запрещал.
Переезды, учения, походы – для красивой женщины это трудно. Но она была со мной, никогда не бросала. – Он усмехнулся. – Изменяла только. Мне докладывали, с кем, сколько раз… А я потом с ними разбирался. Жалели, что на свет родились, ублюдки. Избивал
Он надолго замолчал, уставившись на меня, а я сидела, застыв, и считала морщины на его лице. В принципе, мне уже было все ясно. Его, конечно, не посадят, если он не выкинет ещё что-нибудь, но из своего Генштаба он вылетит со скоростью пули – это точно.
– Через два года Гелла умерла, – заговорил он вновь, будто сам с собой.
– От передозировки. Когда поняла, что дочь не совсем нормальная, нервы не выдержали, вот и вколола себе большую дозу. Ну, думаю, крест у меня такой по жизни – расплачиваться за глупости. И начал расплачиваться. Здесь же, на этой даче. Мне она от одного гэбэшника перешла. Не знаю, что уж он здесь творил, но дряни всякой понастроил, это точно. Типа ямы той. Клава, когда выросла, первой в неё гувернантку посадила. Ненавидела её за что-то. Дочери ведь в обычную школу нельзя было ходить, поэтому я учителей нанимал за бешеные деньги. А кто пойдёт к такой? Но ходили… Мне она потом сказала, что гувернантка просто сбежала. Через полгода случайно там останки обнаружил. По одежде узнал. И ничего, никто не догадался. – Он довольно хмыкнул. – Да и кто на меня, хозяина жизни, подумает? О Клавдии вообще никто почти не знал. Ей тогда, помню, тринадцать стукнуло, первые месячные пошли. С тех пор и началось. Стала мне высказывать, что я в её внешности виноват, что имя плохое дал и все такое…
Потом компьютерами увлеклась, массу литературы перечитала, программирование и прочее. Заставляла меня всякие микросхемы покупать, аппаратуру, книги – все изобретала что-то. Я уж думал, что все, хандра прошла, а через три года смотрю – опять в яме труп. До сих пор не знаю, кто это был. Парень какой-то. Я уж и закрывал комнату, и кнопки ломал, но она все равно туда проникала и все восстанавливала – руки-то у неё золотые. Магнитом её туда, что ли, тянуло?
Однажды сразу двоих мужиков с пляжа туда заманила, прямо в плавках. После этого я с ней крупно поговорил. Сказал, что все, пора за ум браться, пока меня из-за неё не посадили. Сколько можно уже трупы прятать, правильно? – Он вопросительно уставился на меня, и я невольно ляпнула:
– Вы у меня спрашиваете?
– А то у кого же. Ладно, все равно не поймёшь, а я хоть выговорюсь.
Теперь уже можно, теперь уже все кончилось. Вот вас ещё забетонирую, Клавдию схороню, и можно будет новую, нормальную жизнь начинать.
Нет, подумала я, теперь, пожалуй, одним увольнением с работы этот товарищ не отделается. Пожалуй, его все-таки посадят. И причём надолго. Если не навсегда.
– А год назад она Интернетом увлеклась, – продолжал рассказывать генерал. – С головой погрузилась, обо всем забыла. Целыми днями за компьютером сидела. Я обрадовался: дочь выздоровела! Через три месяца охрану снял, домработниц уволил, сам реже появляться стал, чтобы она себя человеком наконец почувствовала. И ничего, все нормально. Один раз, правда, Трезорку пришлось пристрелить, – он поморщился. – Но это уже мелочи. За Трезорку не посадят. А так Клава вела себя совсем как обычная девушка, смеяться начала, рассказывала мне о чатах каких-то, с кем познакомилась и так далее. Я ей даже партию начал подыскивать. Но она наотрез. Говорит, сама себе найдёт. Ну я не стал спорить…
И вот сегодня вижу все это. Как думаешь, легко мне сейчас?
– Думаю, вам нужно застрелиться, – честно ответила я, не мигая, глядя ему в глаза.
Он вздрогнул, по лицу прошла судорога, желваки напряглись, а глаза превратились в горящие угли. Руки опять стали сжиматься в кулаки. Я напряглась, ожидая броска. Но он почему-то передумал.
– Считаешь, это наилучший выход? – глухо спросил он, отводя взгляд.
– Да вы тоже так считаете. Разве нет?
Он тяжело поднялся, постоял надо мной, хмурый и потерянный, а потом подошёл к дочери, словно хотел спросить её согласия. Лаура молчала…
– Ты была не права, Клавочка, – прохрипел он, взяв её руку. – Мы не придумываем истин. Истины живут где-то там сами по себе, независимо от нас. А мы придумываем лишь отговорки для успокоения совести. Но правда все равно выходит наружу, и тогда становится страшно. Очень страшно, моя девочка…
Плечи его затряслись… Он постоял так с минуту, большой и сильный мужчина, доведённый до отчаяния собственной полоумной дочерью, которую, видимо, любил больше жизни, затем наклонился, поцеловал её в лоб и быстро пошёл к двери, бросив мне на ходу:
– Побудь с ней. Я сейчас…
Я услышала, как он закрыл снаружи дверь на ключ и начал подниматься по винтовой лестнице. Не двигаясь, я сидела и думала над его последними словами.
Видимо, это было излюбленным выражением Лауры, результатом её длительных раздумий над загадками жизни, которые она так и не сумела разгадать своим извращённым сознанием, замкнутая в этом полусумасшедшем мирке. Она была очень умна по-своему и хитра достаточно для того, чтобы заговорить несчастного отца, убедить его в том, что нет ничего дурного в слепой любви к больной дочери, ради которой можно пойти на все, и бог простит. Она убедила его, что нет высших законов, которые нужно исполнять и которых нужно бояться, а есть лишь та правда, которую человек придумает себе сам. Коварная Лаура усыпила его совесть, и это могло продолжаться бесконечно. Она загипнотизировала его так же, как и Светлану, Ольгу, Арину и меня, подчинив своей нездоровой воле. Все это время он находился под её гипнозом, и только сейчас, когда она умерла, эти чары исчезли и отец прозрел. К сожалению, слишком поздно…
В замке загремел ключ, дверь распахнулась, и вошёл генерал. В руке он держал «дипломат». По лицу было видно, что он уже принял решение, и теперь ему стало легче. Не глядя на дочь, он подошёл ко мне, положил на диван кейс и, отведя взгляд, чужим голосом проговорил:
– Уходите отсюда. Идите в милицию, пусть найдут тех, кто замурован в бассейне во дворе. Тут деньги. Это вам за моральный ущерб. И родственникам уже мёртвых. Все, больше я никому ничего не должен. Бери и уходи.
Когда мы отъезжали от дома, послышался громкий взрыв, и из окон второго этажа вырвались языки пламени. В одно мгновение весь дом занялся огнём. Я прибавила газу, и вскоре стал виден лишь огромный столб чёрного дыма, вздымающегося к небесам над генеральской дачей. В машине нас было четверо: трое живых и одна мёртвая. В особняке осталось ещё несколько трупов. Таков был страшный результат отцовского чувства вины перед сумасшедшей дочерью.
В «дипломате», помимо денег, оказался ещё и дневник Лауры, который она начала вести три года назад. Я не стала читать его, чтобы даже в такой форме не соприкасаться с больными мыслями этой несчастной, по сути, девушки. Зато босс проштудировал его от корки до корки и потом, когда закончились разбирательства и волнения улеглись, он мне все рассказал. Оказывается, больше всего Лауру угнетало то, что в интернетовских чатах с ней почти никто не общался. Она могла говорить только либо о заумных вещах, либо об извращённом сексе. А ей всегда хотелось быть такой, как все, простой, весёлой, немного наивной девчонкой, с которой все разговаривают о пустяках, дарят комплименты, перешучиваются или пытаются закадрить. Полгода проторчав в чатах, но так и не получив вожделенного внимания, она решила добиться своего по-иному. Выбрала самую популярную девушку и заманила её к себе. Это была Светлана. После этого Лаура два или три дня наслаждалась чужим вниманием, когда входила в чат под Светиным псевдонимом Малышка. С ней все начинали здороваться, сразу узнавали, спрашивали о делах и так далее. Но Лауру очень быстро раскусили, поняв, что под знакомым псевдонимом скрывается совсем другой человек. И отвернулись. Следующей жертвой стала Ольга, затем Арина и наконец я сама. Вирус, уничтожавший все следы, Лаура разработала сама ещё пару лет назад, но никак не могла найти ему применения. Теперь вот он ей пригодился. А ведь будь она нормальным человеком и направь свою мощную кипучую энергию в другое русло, то могла изобрести такой же силы антивирус или ещё что-то полезное. Так нет же…