За отцом
Шрифт:
Степке хотелось крикнуть им весело, задорно:
— Попались? Это мы вас притяпали! Знай наших!
Но он только выпятился вперед к самой дрезине и заглянул в глаза испуганному казаку. Их посадили в тот же вагон.
И
Пока там заседали, Степка с Ванькой толкались среди красноармейцев. Те узнали — кто они, хвалили их, звали чай пить.
— Э, герои! Идите-ка!
И Степка в десятый раз рассказывал о том, как они удирали от казаков. Немного привирал для весу и незаметно дергал Ваньку за рубаху, чтоб молчал.
Ребята сидели на каменной решотке у самого входа в вокзал, когда на платформу вышел отец.
— Подите-ка сюда, — позвал он их.
И подталкивал слегка в спину, ворчал домашним, простым голосом:
— Вот вам теперь мать задаст гонки… Баловники…
В ярко освещенной комнате их встретил тот самый черный, что приехал с другим поездом. Бросил из-за стола на них колкий взгляд, улыбнулся, изогнув усы:
— Ну, вы, герои… Подходите…
И обернувшись к сидящим вокруг стола военным, сделал серьезное лицо, заговорил. Говорил он непонятно, обрывисто. Ребята хлопали глазами, не двигаясь с места. Степка одно понял: хвалит их, называет красной порослью. Это — непонятно, но вместе приятно.
Потом подошел крупными шагами, обнял их и ткнулся щетинистыми губами в голову то одному, то другому.
— Спасибо вам, ребята. Будьте и вперед такими.
И подал им две фуражки с красными звездочками.
— Это вам награда.
Степке подарил еще весь в серебряных бляхах тонкий черный ремешок.
Опять выплыла луна на небо, пряталась за белые облачка. По полю стлался седой полумрак. Ребята ехали домой. Вез их мужик — крепкий, здоровый, куривший злой едкий табак. Отец с красноармейцами в ночь выехал в наступление на отходивших куда-то казаков Мамонтова.