За подводными сокровищами
Шрифт:
В песке и кораллах была найдена 41 кость; по определению Смитсоновского института из них 25 костей принадлежало домашней корове, 11 — домашней свинье. Пять костей принадлежали не млекопитающим животным. Возможно, это были черепашьи кости. Похоже на то, что мы взломали судовую баталерку. Человеческих костей здесь и не было, как и на первом нашем корабле с грузом слоновой кости.
Каким-то образом из нашего поля зрения выпал один кусок коралла. Год спустя один из детей Эда Линка нашел его и, отбив коралловую корку, обнаружил редкий, прекрасно сохранившийся оловянный чайник времен королевы Анны.
Чтобы сохранить все эти трофеи, Пит Петерсон опустил железные находки в бочки с пресной водой. Для пушки Виталии, наш канадский гид, сделал парусиновую «ванну» величиной с индейскую пирогу. Находясь в этих бочках и ваннах железо должно было отдать ту соль, которая в течение веков проникла в его поры. Если эту соль не удалить из железа, то она будет забирать влагу из воздуха и снова отдавать при изменении влажности. От этого железо будет «потеть», выделяя капли соленой ржавой воды. Поглощение и выделение влаги железом приводит к тому, что оно в конце концов искрошится и превратится в бесформенную груду ржавчины. Наиболее интересные трофеи Пит взял с собой в Смитсоновский институт. В письмах он нам сообщал об их дальнейшей судьбе:
— Пушка сейчас покрыта слоем губчатого цинка. Похоже на то, что она меняет свой облик. Топоры тоже обложены цинком. По-видимому, и в них происходят те же процессы, что и в бочках с кукурузным суслом бутлегера.
За те восемь дней, в течение которых мы извлекали из воды остатки затонувшего в Лю Ки корабля, мы набрали массу материалов для раскрытия тайны, связанной с его гибелью. Самым важным ключом были, конечно, широкая стрела и герб Тюдоров, которые указывали на то, что корабль принадлежал английскому военно-морскому флоту. На поднятой шведской монете стояла дата — 1720 год. Это было самое раннее время, когда корабль мог затонуть. Оставалось определить лишь самое позднее время. Пит Петерсон послал осколки стекла, фарфора и черепки глиняной посуды в отдел этнологии. Вскоре был получен ответ:
«Осколки винных бутылок, фаянсовой посуды, чубуки курительных трубок и фарфор определяют период происхождения всего материала. Винные бутылки, по-видимому, изготовлены ранее 1750 года. Датировка фаянсовой посуды менее определенна, возможно, что она произведена даже в 1775 году. Чубуки трубок как будто относятся к средине XVIII века, а фарфор к периоду не позже 1750… Таким образом, есть основания полагать, что все эти предметы относятся к расцвету георгианской эпохи, средине XVIII века».
Если наши предметы быта относились к средине XVIII века, то обнаруженный нами корабль затонул между 1720 и 1750 годами. Судя по его вооружению, это был военный корабль третьего ранга, класса фрегатов. Где-то должен быть ключ к определению его названия, но найти этот ключ на дне океана мы не могли. Название корабля, затонувшего в Лю Ки, удалось выяснить по давно забытому смыслу другого названия.
XIX
Доклад командира фрегата
Многие из наших попыток установить название корабля, погибшего в Лю Ки, не увенчались успехом. Британский морской музей предполагал, что этот корабль, возможно, был фрегатом «Фауи» или «Вульф». Оба указанных корабля погибли у побережья Флориды в начале XVIII века. Однако наши исследования показали, что ни один из них не затонул в Лю Ки. Мы поехали в Вашингтон, чтобы поговорить с Питом Петерсоном и полюбоваться организованной им в Смитсонском институте выставкой поднятых нами в Лю Ки трофеев.
Чтобы добраться до кабинета Пита Петерсона в старом крыле музея, построенном из красного кирпича, нам пришлось пройти мимо самолета братьев Райт «Китти Хаук», а также самолета Линдберга «Спирит оф Сент Луи», мимо парадных платьев жен американских президентов, надеваемых по случаю вступления их мужей в должность. Наконец мы увидели нашу пушку, поднятую в Лю Ки. Она была только что изъята из своей кипящей ванны из губчатого цинка. После этого мы поднялись по скрипучей винтовой лестнице в кабинет Пита, расположенный в мансарде.
Пит сидел за огромным письменным столом, покрытым фотографиями, переводами и разного рода картинками. Все, что мы здесь видели, относилось к кораблям XVII и XVIII веков. Стены кабинета были заставлены книжными полками, на которых были установлены сотни томов по военно-морской истории. Здесь хранились архивы морей, перевязанные ярко-красной тесьмой, символом бюрократизма.
Пит вытащил карту Флорида Кис с надписью: «От Фауи-рокс до Аллигейтор-риф». Он прочитал название карты вслух.
— Фауи-рокс, скалы Фауи, — сказал он. — Где я еще слышал о них?
Он потянулся к списку кораблей XVIII века, составленному Британским адмиралтейством.
— Вот! — воскликнул он, указывая на строчку, гласившую: «Фрегат «Фауи» затонул у побережья Флориды в 1748 году».
— А как насчет маяка Карисфорт?? — сказал Барни. — Был ли корабль под названием «Карисфорт»? — Пит заглянул в справочник.
— Да, был такой корабль. Он разбился о скалы в Багамском проливе в 1770 году.
Вдруг Пит подскочил.
— Все в порядке! — воскликнул он. — Фрегат «Лю» погиб у побережья Флориды в 1744 году. Командовал им кэптэн Эшби Аттинг. Спасен весь экипаж. А мы потеряли столько в Лю Ки!
Мы пытались определить название корабля, погибшего в Лю Ки!
Мы определили предположительное название погибшего у Лю Ки корабля осенью 1951 года. Поскольку весь личный состав был спасен, то протоколы военного суда, разбиравшего дело о гибели фрегата «Лю», должны были находиться вместе с докладами командира корабля в Лондонском архиве. К счастью, мы предполагали побывать в Англии в мае следующего года, так как Барни должен был совершить трехнедельную поездку по хирургическим клиникам Европы, после чего провести двухнедельный отпуск на побережье Средиземного моря. Первую остановку мы предполагали сделать в Лондоне. Таким образом, для меня представлялась возможность лично ознакомиться со всей историей фрегата «Лю».
Ничто не изменилось в Лондонском архиве со времен Чарльза Диккенса. В круглом зале, облицованном дубовыми панелями, высота которого равнялась его ширине, безмолвно сидели ученые, изучая и обобщая многолетний опыт прошлого. Лица, занятые изучением этого огромного накопившегося за многие века человеческого опыта, всецело преданы своему делу и поглощены им. Они сидят совершенно неподвижно. Они даже не шепчутся, и в зале царит абсолютная тишина. Я стояла в нерешительности у двери, не зная с чего начать. Ко мне подошел служащий и, угадав, что я здесь впервые, поинтересовался — не может ли он быть мне чем-нибудь полезен.