За порогом боли
Шрифт:
Макс подошел к двери, но снова обернулся, услышав за спиной тихий, но твердый голос:
– Постой.
– Что?
– Ты все расскажешь парням?
Макс только жестко улыбнулся. Сержант сглотнул комок в горле:
– Я хочу попросить тебя об одолжении. Я верну долг.
– Я тебя слушаю.
– Не говори им ничего до завтра, – Сержант посмотрел Максу в глаза и тот прочел в них его решение. Макс медленно кивнул головой:
– Это единственное, что я могу для тебя сделать.
Макс ушел, а Сержант еще долго сидел молча, глядя прямо перед собой, вникуда. Потом он стряхнул оцепенение, достал лист бумаги и начал писать.
Телефонный звонок разбудил Макса уже поздно ночью. Он аккуратно, чтобы не разбудить беспокойно спящую Светку, высвободил руку, включил торшер, посмотрел на часы, показывавшие половину третьего ночи, и молча поднял трубку.
– Это Грек, – послышался далекий голос. – Нужно поговорить.
По его тону Макс понял, что дело серьезное.
– Когда и где?
– Через полчаса у центрального универмага.
– Еду.
Макс положил трубку и начал одеваться. Светка проснулась и села на кровати.
– Что-то случилось?
– Не знаю. Похоже, да.
– Возвращайся скорее. Макс поцеловал ее, потерся щекой и улыбнулся:
– Не пройдет и полгода…
Стоя у окна, Светка проводила взглядом удаляющуюся «девятку» Макса, села на кровать и стала массировать грудь. В последние дни груди немного распухли и болели, как перед месячными. Но вот с «красной армией», как раз, были проблемы. Сроки ее «наступления» прошли уже три недели назад. Светка улыбнулась своим мыслям, взяла сигарету и чиркнула зажигалкой, но, подумав пару секунд, отложила ее в сторону и решительно сломала сигарету в пепельнице. Их с Максом ребенку не нужна эта гадость…
Фары высветили стоящий на обочине УАЗик. В три часа ночи фонари не горели даже здесь, в центре города. Макс вышел из «девятки» и сел в машину Грека. «Афганец» казался каким-то замороженным, неживым.
– Сержант застрелился, – голос Грека был ровным, без интонаций, как будто он не сообщал новость, а констатировал факт. Впрочем, так оно и было. Макс не ответил.
– Он оставил мне письмо. Я его преемник – это было решено уже давно. Кое-что там касается и тебя. Он хочет, чтобы ты уехал. Он говорит, что Генерала тебе не взять, а пока он жив – ты кандидат в покойники номер один.
– Что из себя представляет этот Генерал? Кто он?
– Фактически, хозяин города. На нем пересекаются все нити власти. Политика, финансы и криминал. Он связующее звено всех со всеми. Коммерсантов с властью, в том числе и с коррумпированной. Местных политиков и бандитов с людьми на федеральном уровне, с большими политиками и большими бандитами. Он как паук, держит все нити, на которых прыгают остальные. Сержант допрыгался. И мы с тобой тоже допрыгаемся…Черт! – Грек закрыл лицо руками. Он посидел так некоторое время, а потом, как бы оправдываясь произнес. – Понимаешь, Сержант был для нас почти святым. А этот паук его запачкал…
– Сержант смог найти выход.
Грек благодарно кивнул головой. Потом снова помрачнел и попросил:
– Не говори ребятам, ладно? Это разобьет нашу команду.
– Обещаю, – Макс крепко пожал руку товарища и открыл дверцу.
– Постой, – остановил его Грек, – Чуть не забыл. Тебе, наверное, уже не нужно, но мы запрашивали людей в военкомате. Гусь никогда не служил в 45-ом полку ВДВ. Но наши «чеченцы» говорят, что о штурме Грозного в 95-м он знает не понаслышке. Если добавить сюда, что он снайпер, то картина вырисовывается простая. Он не просто Гусь. Он – «дикий гусь». Наемник. Он стрелял в наших парней за деньги. Если ребята его увидят – он труп.
– Я все сделаю. Не в первый раз, – парень в мягком кресле по-американски закинул ногу на ногу.
– Мне кажется, ты не совсем меня понимаешь, – его собеседник по привычке прятался за светом мощной настольной лампы, хотя уже виделся со своим визави не раз лицом к лицу. – Еще никто и никогда не мешал мне так, как этот…
В профессионально сдержанном тоне проскочили надрывные нотки едва скрытого бешенства. Это было так необычно и неожиданно, что парень опустил на пол задранную ногу и выпрямился.
– Похоже, он вам крепко насолил! Ну, да что там, сделаем.
– Не вздумай его недооценивать. Ты – моя козырная карта. И если он тебя побьет, я останусь с одними шестерками.
– Юрий Николаевич, вы вытаскивали меня из такого дерьма, что я считаю своим долгом попытаться отплатить. Это дело я сделаю для вас бесплатно. Считайте это подарком. Через неделю…
– Никакой недели!
– Но я же должен подготовиться! Просчитать его, подготовить рабочие точки.
– К черту точки! К черту подготовку! Его труп мне нужен завтра! Гусь вытаращил глаза. Он еще никогда не видел своего шефа в таком состоянии.
– Все нужно сделать быстро, пока он тебя еще не вычислил. Хотя кроме Сержанта о тебе никто и не знал, но он все время находит, что ему нужно. Журналист чертов. Завтра утром ты позвонишь ему и забьешь стрелку, – Генерал даже не заметил, как перешел на язык своих подопечных, – договоришься встретиться на стройке ночью. Причину сам придумаешь. Сделай это убедительно. И как только он появится – пристрели. Все коротко и без усложнений.
Гусь скептически пожал плечами:
– Помощников, конечно, не будет?
– Я буду твоим помощником.
Гусь бессильно откинулся в кресле. Он решительно отказывался что-либо понимать. Что же такого натворил этот пацан, что Генерал так завелся?
– Мы подъедем чуть позже. Ты пойдешь к нему, а я тебя подстрахую в машине Я хочу лично видеть его труп! – рявкнул Юрий Николаевич, увидев обалдевшую физиономию своего киллера. – Завтра ты осмотришь место, договоришься с ним о встрече и сразу же придешь в этот кабинет! Все.
Когда «боец» ушел, Юрий Николаевич сдавил виски руками. Он проклинал тот день, когда обратил внимание на этого журналиста. Господи, все казалось таким простым! И вот этот недоносок пункт за пунктом разрушил все, что он создавал годами. Его империя трещала по швам! Да, не вовремя он затеял эту рокировку. Он хотел одним выстрелом убрать сразу несколько зайцев – ликвидировать угрозу «чеченского вторжения» и ослабить основные городские команды. Артему необходимо было подрезать крылья – он залетел слишком высоко, и уже стал представлять угрозу монополии Генерала на власть. Процветающие фирмы и даже собственную газету ему еще можно было простить, но он обнаглел до такой степени, что попытался стать депутатом!