За порогом мечты
Шрифт:
– Ну, ведь Хэмфри был его главным наследником, – снова бегло улыбнулся Каверли. – И хотя у него имелись долги, это были долги чести, очень модные долги – сделанные за карточным столиком в дорогих клубах, среди знатных людей… Он любил вращаться в высоких сферах, от которых меня… гм!.. временами просто тошнило.
– Так он и своего сынка пустил по своим пятам?
– Вовсе не обязательно. Думаю, он умер, когда Стэси был еще слишком мал. Сколько я могу судить, Стэси поступил в Оксфорд, но вряд ли его закончил… Скорее всего, он просто то выбывал, то снова поступал туда…
– А вы сами учились в Оксфорде? – с любопытством спросила Эбби.
– Как вам сказать?
Эбби хотелось прыснуть со смеху, но она сдержалась и процедила, стараясь удерживать челюсти в сцепленном состоянии:
– Ну, каковы бы ни бы ли ваши ошибки юности, не думаю, что сейчас вы могли бы одобрить совращение вашим племянником молодой девушки и тайное с ней венчание…
– Однако, если бедняга разорен, что ему еще остается делать? – хладнокровно отвечал мистер Каверли.
– Может быть, он все-таки найдет другие способы подняться на ноги, вместо совращения моей племянницы?
– Конечно, с его стороны было бы разумнее сосредоточиться на девушке, которая уже может распоряжаться своим приданым…
– Как?! И это все, что вы имеете сказать? – обиженно вскричала Эбби.
– А каких слов вы ожидаете от меня? – в свою очередь спросил Каверли.
– Мне казалось, что вы могли бы кое-что сделать …
– Что?
– Положить конец этой интрижке!
– Каким образом?
– Ну, побеседовать с племянником, убедить его… Я не знаю! Вы наверняка способны что-нибудь придумать!
– Вот и нет. Мои мыслительные способности всерьез повреждены жарким индийским климатом. И потом, с чего это мне надо беспокоиться?
– Потому что это ваш долг! Это ваш племянник!
– Придумайте что-нибудь получше. У меня нет никакого долга перед Стэси, а если бы и был таковой, я и то не стал бы ничего предпринимать.
– Но вы же не можете допустить, чтобы ваш племянник опустился ниже всякого достоинства?!
– Да мне совершенно все равно. Так что, если вы думаете, что я могу оказать на него влияние, вы заблуждаетесь.
– Вы просто невозможны! – огорченно вскричала Эбби.
– Да уж конечно. Но только черт меня побери, если я возьмусь читать кому-нибудь мораль после всего того, что сам натворил в жизни… А вот блеск ваших кровожадных глазок, когда вы злитесь, мне очень правится…
После этой фразы разговор невозможно было продолжать. Эбби, не забыв еще раз окатить его жгучим взглядом, гордо развернулась и пошла прочь.
Про Левенингов, естественно, она позабыла. Когда она дошла до Лора-Плейс, тут только до нее дошло, что ведь ее записка к Левенингам осталась лежать брошенной на столике, там, где она сидела… Оставалось только надеяться, что письмо это нашли и передали Левенингам.
К этому времени ее гнев, возбужденный беседой с мистером Каверли, несколько поутих, и она могла обдумать все дело уже более взвешенно. Она замедлила свой шаг и свернула на Грейт-Палтини-стрит в такой задумчивости, что даже не обратила внимания на робкое приветствие ее поклонника из священнослужителей, каноника Пинфорда. Это досадное недоразумение повергло преподобного джентльмена в мучительные раздумья, чем он мог когда-либо обидеть прелестную мисс Эбби Вендовер…
Очень скоро Эбби с удивлением обнаружила, что ее странно притягивает недостойный мистер Майлз Каверли. По его же собственным словам, он был человеком, никак не заслуживающим никакого уважения, однако всякий раз, как Эбби припоминала его словечки по поводу того или иного жизненного явления,
Восстанавливая теперь в памяти заключительную часть их беседы, Эбби снова начала про себя беситься, и вся ее симпатия к мистеру Каверли пропала. Так что к моменту, как она добралась домой, на Сидни-Плейс, состояние ее души было взбаламученным и неуютным. Она не знала, следует ли больше презирать Майлза Каверли за его отвратительный цинизм или себя саму за то, что хихикала над его гнусными остротами. Совершенно позабыв об окружающих, она позвонила в дверь, при этом вслух сказав: «Облезлый индюк!» – что, безусловно, относилось к мистеру Каверли, но было принято на свой счет открывшим дверь дворецким Миттоном, которого глубоко обескуражило это ничем не мотивированное обвинение.
Узнав от него, что мисс Баттербанк пришла навестить ее сестрицу, Эбби направилась в свою комнату. Почему-то, по необъяснимым причинам, Эбби решила не поддаваться первому побуждению и не рассказывать пока Селине о своей интересной встрече. Она только заверила сестру, что оставила для Левенингов записку в «Йорк-Хаус». В конечном счете, думала Эбби про себя, кто-нибудь из слуг обязательно найдет это послание, когда будет стирать со стола пыль, и передаст по назначению.
Фанни вернулась из своей экспедиции как раз к ужину во вполне жизнерадостном настроении. Оказывается, ее задушевная подруга Джулия Виверхэм, которая тоже была на пикнике, подробно рассказала ей о прелестном письме, полученном ее матерью от Стэси Каверли, который объявлял о своем возвращении в Бат в конце недели. «А ты, Эбби, когда увидишь его, ты сама все поймешь, – правда, тетя Селина?»
Селина под сияющим взглядом девушки несколько смешалась, не зная, что сказать, но Эбби выручила Селину, согласившись, что ей будет крайне приятно завести знакомство с мистером Каверли, и указала сестре не забыть послать молодому человеку приглашение на ее вечеринку. Это замечание, повергнув Фанни в тихий восторг (Эбби при этом почувствовала себя гнусной предательницей и обманщицей), на Селину произвело будоражащий эффект – та принялась лихорадочно составлять список гостей, которые должны обязательно встретиться с Левенингами, и длиннейший реестр поручений для слуг. Это потребовало таких бурных умственных усилий, что через пять минут утомленная Селина отправилась спать. Эбби легла попозже и потом полночи промучилась в размышлениях о проблеме, которая во тьме незримо разрасталась все шире и шире, пока часы хладнокровно отмеряли минуты за минутами…