За порогом весны
Шрифт:
— Ну а озеро… Оно изменилось?
— Озеро?.. — Старик вздохнул и, не ответив, швырнул в воду шарик хлебного мякиша.
Мы повторили вопрос, полагая, что старик промолчал по рассеянности. Нет. Старик ясно все понимал.
— Изменилось ли озеро? Разве мало об этом сейчас говорят? Ну и я мог бы сказать кое-что.
А зачем? Какой прок? К лучшему поворота не будет. Не будет, поверьте мне! Об этих болезнях хорошо говорить, когда живешь вдалеке, например в Вашингтоне. А если эта вода кормит тебя, то лишние разговоры могут оставить без хлеба… Извините, джентльмены. Я должен заняться делом. Погода… Как раз сегодня можно что-нибудь
Распрощались мы все же по-дружески.
Мы сказали, откуда приехали и что не ради праздного любопытства интересуемся жизнью воды. Старик стал внимательным:
— Да, да. У вас ведь тоже большие озера. Я слышал…
Мы ожидали вопросов. Но старик дорожил временем и поднял успевшую высохнуть сетку.
— Сегодня погода. Могут быть рыбаки. Извините меня, джентльмены.
Третий старик. В очках. Высокий. С обветренным красным лицом… В зубах сигарка. Он вышел из трайлера, приветливо улыбаясь. Но улыбка была истрачена попусту — мы не были клиентами, каких старик ожидал… Проехав длинную полосу берега, мы всюду видели или заборчик, или надпись: «Частная собственность».
Весь берег в окрестностях городка был частным. Отчаявшись где-нибудь подобраться к воде, мы наконец увидели место без загородки и упреждающей надписи — лужок и на нем чей-то походный вагончик. Облегченно вздохнув, мы свернули к воде. Увы, и этот лоскут земли был владением частным. Старик Джон Домброуз был хозяином берега. Хозяином маленьким — два гектара всего земли. Но берег кормил старика и старуху. (Лужок сдается под стоянку домиков на колесах — два с половиной доллара за ночь.)
Убедившись, что мы не намерены бросить якорь в его владениях, старик Домброуз, посмеиваясь, выяснял — злостно или незлостно мы решились нарушить частную собственность.
Наша растерянность пришлась ему по душе. Старик не только пустил нас к воде, но показал два гектара земли, свой трайлер, четыре лодки и старый колокол. Между делом мы узнали, что был старик фермером, что рано состарился — «днем пахал землю, а ночью возил на озеро рыбаков», теперь пашню бросил, а купил кусок берега. Выгоднее — «каменистые земли тут мало рожают». Колокол, каким созывали на обед с поля, теперь поставлен на берегу. Им подают сигнал рыбакам.
Джон Домброуз.
— Убытков не терпите? Озеро, пишут, стало не то…
Старик засопел:
— Пишут… Мертвое озеро, пишут. Ну какое же мертвое?! Можно купаться. И рыба есть. Слышите?
По тихой молочно-синей воде расходились круги, и вдалеке маячили лодки с удильщиками.
— А рыбой они довольны?
Этим вопросом старик был поставлен в трудное положение. Возле берега, прямо под колоколом и у нас возле ног плавали крупные мертвые рыбы.
— Кто доволен, кто нет, — ответил старик уклончиво. — Есть такие, что поймают и выкинут…
— Отчего же?
— А черт их знает!
Старик хорошо знал, отчего дохнет рыба и почему улов бросают за борт. Но мы не сделали даже попытки продолжить вопросы. Это было бы грубым вторжением в тайны коммерции.
А коммерция в том состояла, что старик ждал на берег клиентов. Статьи в газетах и разговоры «о мертвом Эри» ставили под удар маленький
Эту надпись мы увидели на листке, приклеенном к бамперу нашей машины, на дорожных щитах, в листовках, которые вместе с картой давали нам на заправочных станциях, на самих картах, на салфетках в закусочной. Супруги Тейлоры прикрепили к нашим рубахам большие значки: «Эри живо!» Было смешно и грустно наблюдать суету «малькового бизнеса». Потом завтра был ему менее страшен, чем потеря дохода, пусть небольшого, но сегодня.
Как защищает свои интересы в этом районе бизнес большой, можно было только догадываться. Завеса из заклинаний «Эри живо!» душителям Эри, конечно, на руку. Но большие доходы защищают не только салфетками и значками.
«Крупные компании без колебаний используют экономическое и политическое давление, чтобы избежать траты на контроль за стоками своих предприятий… Они угрожают переместить капиталы, пугают появлением безработицы…» (Журнал «Пост».) Отравители рангом поменьше, когда общественное мнение наседает на них, действуют так, как очень часто в Америке действуют.
Энтузиаст эколог Роберт Весли (штат Мичиган) на третий день после убийства Роберта Кеннеди получил коротенькое письмо: «Помни, что тебя зовут тоже Роберт». Эколог считает, что письмо написал один из владельцев кожевенного завода, закрытия которого он, Весли, усиленно добивался.
Знает об этом старик Домброуз? Скорее всего, не знает. Он и не хочет ничего знать. Ему, Домброузу, надо очень немного: к полосе берега в два гектара пусть подъезжают машины, с каждой — два с половиной доллара за ночь…
А дохлую рыбу можно сачком доставать из воды и закапывать. Запах не должен пугать клиента.
Старик четвертый. Артур Хекслер. Крупный ученый-лиминолог (занят проблемами жизни озер). Доктор. Профессор. Предан своей науке.
Неутомимый путешественник. Знает «в лицо» многие озера Земли. Был и у нас на Байкале.
На Великих озерах — сорок лет, с 1932 года. Знает их, «как свое собственное жилье». Любит озера, «особенно Верхнее». Судьба озер тревожит его, возможно, больше любого другого человека в Соединенных Штатах.
Доктор Артур Хекслер.
Мы встретились с доктором Хекслером в городе Мадисоне (штат Висконсин) в озерной лаборатории. Лаборатория хорошо финансируется (500 тысяч долларов в год), оснащена новейшим оборудованием. Двадцать пять молодых ученых и три известных биолога на «подопытном» озере Мендота наблюдают и специально моделируют процессы, происходящие в замкнутых водах при воздействии разных факторов.