За поворотом времени, или Магия сердца
Шрифт:
— Они?
— Да, они, Катя. Потому что Злот не один. У него есть семья: его сестра Георгина и их дальний родственник Кириак. Может, еще кто–нибудь отыщется? И они все будут против тебя!
— Но я ведь тоже не одна. У меня есть ты, — Катерина заискивающе улыбнулась. — Даниил, ну не сердись. Знаю, что я ужасный «объект для охраны». Но когда все это закончится, когда мы выберемся отсюда, я тебе обещаю, я буду самой хорошей! Буду примерной христианкой. Тебе не придется за меня краснеть. Честно.
— А если не выберемся?
— Тогда я постараюсь стать хорошей в этом мире. Обещаю.
— Да, если бы ты еще так легко не раздавала свои обещания, — Даниил вздохнул. — Какие у тебя планы?
— Выспаться. А завтра с утра буду придумывать что–нибудь с работой. Не хочу быть в тягость Ульяне Игоревне и бесплатно есть ее хлеб.
— Так, а Злот? Ваша сделка?
— А! — Катерина отмахнулась, улеглась в кровать и натянула на голову одеяло. — Не спрашивай, Даня. Лучше помолись за меня. Я не имею права проигрывать. Не могу отдать Амалии самое важное в своей жизни, самое ценное…
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Начало общения
Прошло полторы недели. В Теппе было тихо и спокойно. Злот не объявлялся, разрушений не добавлял. Неизвестно, гостил ли Правитель все еще во дворце своей сестры или же воротился к себе, в подземный замок, но на людях он пока не показывался, ни в чьи дела не вмешивался, чему его подданные были несказанно рады. Не было дополнительного беспокойства и от стражников Баграса. Большая часть задержанных по подозрению в организации пожара на ткацкой фабрике была отпущена. Зачинщики бунта затаились, а потому в городе, да и на ближайших к нему территориях было все благополучно. Крестьяне и горожане вновь приступили к своим делам.
Катерина после злополучного пари на празднике тоже вела себя тише воды, ниже травы. Во–первых, она пообещала Даниилу, вне зависимости от исхода их со Злотом соревнования, стать очень хорошей. А это требовало от нее огромных усилий. Улыбаться всем деревенским, включая ненавистную Евгению, прогонять из сердца ревность, стараться забыть Родиона и смотреть на него не иначе, как на друга. Во–вторых, молодая женщина искренне хотела отблагодарить Ульяну Игоревну за ее гостеприимство и поэтому была готова выполнить любую работу по хозяйству. Мать Родиона только охала от такой господской щедрости и трудолюбия, и в итоге — в результате различных препирательств и уговоров женщины сошлись на том, что Катерина займется более достойным ее статуса занятием — будет обучать крестьянских детей грамоте и счету.
Так Екатерина вернулась к родной профессии. Собирая с утра в конце улицы мальчишек и девчонок в возрасте от четырех до десяти лет (дети постарше работали в поле со взрослыми), молодая учительница начала преподавание азбуки и математики.
Работать одновременно с детьми разных возрастов было сложно, каждому требовалось индивидуальное задание, к каждому необходим был особый подход. Но такая занятость позволяла отвлечься от невеселых дум и забирала у Екатерины добрую половину ее свободного времени.
— Госпожа Екатерина, госпожа Екатерина, я прочитал! Здесь написано: «Мальчик играет с котенком». Правильно?
— Почти, — учительница улыбнулась, указывая сорванной веточкой на обнаруженную ошибку. — Здесь написано: «Мальчик играл с котенком». Видишь? Окончание у глагола. Прошедшее время. А теперь прочти вот это, — Катерина разровняла нацарапанные на влажном песке буквы, утрамбовала площадку и написала новое предложение. — Справишься? Давай, старайся!
— Госпожа Екатерина, а у меня красивая картина получается? — спросил один из малышей, рисуя что–то на выделенном ему участке песка.
— Да, очень правдоподобно, молодец, — похвалила она четырехлетнего ученика, соображая, что же там все–таки изображено. — А у тебя как дела? Как наши примеры? — обратилась она уже к самому старшему.
— Готовы, кроме умножения больших чисел. Как умножить число на девять? Не могу запомнить начерченную Вами таблицу.
— Не можешь умножить число на девять? Это же проще простого! — Катерина принялась объяснять ученику прописную истину. — Девятка — хитрое число. Ее интересно и прибавлять, и умножать. Смотри на свои десять пальцев слева направо. Какое число умножаешь на девять, такой палец, отсчитывая слева, ты и загни на руке. Вот, например, умножим четыре на девять, да? Загибаем четвертый палец. Что наблюдаем? Слева от загнутого пальца — десятки, справа — единицы. То есть четыре умножить на девять, получится тридцать шесть.
— А если я хочу умножить восемь на девять?
— Умножай! Отсчитываем слева направо восьмой палец, загибаем его. Что получилось?
— Семь десятков и две единицы. Семьдесят два?
— Правильно! Понял принцип?
— Понял… Злот! Спасайтесь! Злот идет! — паренек мгновенно подскочил на ноги, схватил свою младшую сестру в охапку и понесся в переулок.
— Злот, идет! Злот!!! — завизжали другие дети, побросав занятия и разбегаясь в разные стороны. Лишь двое четырехлетних близнецов, не ведая еще чувства страха, остались сидеть подле Катерины и увлеченно рисовать что–то на песке.
— Надо же! Кто приперся! — недовольно произнес Даниил, подозрительным взглядом измеряя подходящего Злота. — Вырядился ведь еще, франт!
Ангел — Хранитель оказался прав. Правитель темной земли, по сравнению с крестьянами, выглядел нарядно. Черная шелковая рубаха, черные брюки, до блеска начищенные сапоги. Костюм сидел на нем безупречно, и, скорее всего, сам Злот об этом был осведомлен. Когда мужчина осознает свою красоту и неотразимость, это накладывает на него определенный отпечаток самоуверенности, самомнения и самодовольства. Вот и сейчас хитрая улыбка не сходила с его лица, а глаза горели решимостью во что бы то ни стало понравиться Екатерине.
— Добрый день, госпожа Екатерина, — темный Магистр подошел ближе. — Хотел появиться незаметно, но здесь это вряд ли возможно. Привет, малыши–художники!
— Здравствуй, господин Злот, — поздоровался один из них, не отрываясь глазами от рисунка.
— Как твои дела? — добавил второй из них, хвастаясь своей работой. — Тебе нравится моя картина?
— Да, нравится. Угощайтесь, — Злот протянул детям два сладких леденца.
— Спасибо, господин Злот, — вежливо ответили оба, запихивая сладость себе в рот.