За пригоршню баксов
Шрифт:
– Ну что там у тебя?
У него стремительно портилось настроение.
– Мои коллеги провели небольшое расследование, – сказал Китайгородцев. – Увы, но преподнесенная вам схема является фальшивкой.
Сели в машину.
– Ну тебе-то какая разница? – со всевозрастающей досадой осведомился Марецкий.
– Минуточку! – просительно сказал Китайгородцев.
Ведь он еще только подступался к самому главному.
– Дело не в том, что вам подсунули фальшивку, заработав на этом деньги. Все намного серьезнее, Игорь Александрович. К этому старику приходил человек и попросил его состряпать фальшивку и даже заплатил деньги. За фальшивку заплатил, заметьте.
– О ком ты говоришь?
– Мы пока не знаем. Но мы его найдем.
– А он был, этот человек?
– Да! – твердо сказал Китайгородцев.
–
– Да!
– Сколько?
– Десять тысяч рублей отдал сразу и еще столько же пообещал заплатить по выполнении заказа.
– Ну и как? Заплатил?
– Думаю, что заплатил.
И тогда Марецкий засмеялся. Он смеялся и качал головой.
– Я когда-нибудь узнаю, кто это сделал! – говорил он сквозь смех. – Я когда-нибудь обязательно узнаю! Послушай, я-то думал, что это дедуля на мне решил подзаработать, и все удивлялся, как же он, старый хрыч, не побоялся пойти на подлог. А это, оказывается, и не он вовсе!
И снова смеялся, захлебываясь. Смеялся до слез.
– Слушай, это же большущий скандал! Эти подонки меня разыграли!
– Кто? – спросил Китайгородцев.
– Если бы знал, я бы этих шутников размазал по стенке!
Китайгородцев ничего не понимал. И выражение лица у него, наверное, было соответствующее.
– Ну чего тут непонятного! – сказал Марецкий. – Это кто-то из своих! Подстроили каверзу и теперь исподтишка посмеиваются! В тусовке без розыгрышей не обходится! Ты знаешь, как зло иногда шутят? Одного детского писателя однажды так подставили, что моя история – это просто детский лепет на лужайке. Давняя история, но про нее до сих пор вспоминают. В общем, кто-то из записных шутников звонит этому писателю по телефону и на полном серьезе говорит, что так, мол, и так, звонят ему из министерства – то ли морского, то ли речного, не помню, и вот на коллегии министерства принято решение одному из новых пассажирских лайнеров дать имя товарища писателя, потому как орденоносец, лауреат и секретарь Союза писателей и вообще. Ну, и не будет ли товарищ писатель любезен дать свое согласие. Ну, тот, естественно – «хм», «гм» – волнуется, все-таки не каждый день твоим именем корабли называют. В общем, дал он согласие. Его поблагодарили и обещали позвонить. Проходит время. Звонок. Тот же шутник серьезным голосом и вроде как с извинениями – неувязочка, мол, товарищ писатель, случилась: пассажирского лайнера нет, зато есть сухогруз, но сухогруз большой, и давайте ваше имя ему дадим. Ладно, говорит он, помявшись. Пускай будет сухогруз. Еще время проходит. Через несколько дней снова звонок. Первым делом перед бедолагой этим извиняются, говорят, что даже как-то неудобно теперь обращаться, но решение коллегии есть, и надо что-то делать… В общем, предлагается почти равноценная замена. Вместо сухогруза – баржа. Писатель уже совсем расстроился, но хоть и баржа, а все-таки корабль… В общем, и тут он соглашается. Но и на этом, понимаешь, шутники не остановились. Когда они звонили последний раз, вместо баржи был уже буксир!
Марецкий засмеялся смехом человека, которому наконец-то открылась подоплека происходящего и оттого, что все прояснилось, так легко и безоблачно стало на душе, что почему бы действительно не посмеяться.
– Ваше якобы генеалогические древо – это не розыгрыш друзей, – сказал Китайгородцев. – Поверьте, не розыгрыш.
– Почему же? – смеялся Марецкий, махая рукой – не говори, мол, глупостей.
– Потому что когда ваша сестра обнаружила подлог и захотела встретиться с этим архивариусом, Мятликов его фамилия, выяснилось, что того убили.
Марецкий захлебнулся собственным смехом. Такое изумление не сыграешь. Китайгородцев, во всяком случае, не сыграл бы.
– А вы разве не знали? – спросил он.
– Нет.
У здания телецентра Марецкий даже не сделал попытки выйти из машины. Он молчал, и тишина становилась гнетущей. Ему уже надо было идти в студию, но какая может быть студия в таком состоянии.
– Время, – подсказал ему Китайгородцев.
– Пошли они все к черту! – поморщился Марецкий.
Включил радио, словно хотел отгородиться от всех музыкой, остаться наедине с самим собой.
– Можно я задам вам вопрос? – спросил Китайгородцев.
– Валяй.
– Вы
– Знал.
– Откуда?
– Ну какой из меня граф? – Марецкий повернул голову и с печальной усмешкой посмотрел на Китайгородцева.
Он не питал иллюзий. Он все знал давным-давно. Но музей… Но новые памятники на могилы своих якобы предков… Китайгородцев хотел спросить, как все это следует понимать, но не смел. Слишком все неожиданно. Надо сначала привести мысли в порядок.
По радио передавали новости. Американцы запустили космический челнок. В российском «Белом доме» собралось на свое очередное заседание правительство. В Киеве Хосе Каррерас даст один-единственный концерт.
– Ты был когда-нибудь на концерте Каррераса? – неожиданно спросил Марецкий, задумчиво глядя куда-то вдаль.
– Нет.
– Тогда поехали.
– Куда? – не понял Китайгородцев.
– В аэропорт. Первым же рейсом улетим в Киев. Послушаем Каррераса и сегодня же вернемся.
Китайгородцев почти не удивился. Уже бывало, что клиенты срочно меняли планы и они мчались куда-то, ломая расписанный накануне едва ли не по минутам график, но чтобы вот так, на Каррераса…
– Значит, в аэропорт? – захотел услышать подтверждение Китайгородцев.
– В аэропорт. Паспорт у тебя с собой?
Китайгородцев кивнул. Паспорт с собой. И еще пистолет. Пистолет с собой не возьмешь, слишком мало времени, чтобы согласовать все вопросы, а там граница и другое государство. Но можно позвонить в «Барбакан», кого-нибудь пришлют, и там, в аэропорту, оставить своему человеку оружие.
Телохранитель Китайгородцев:
Кажется, я разгадываю загадку характера Марецкого. Раньше мне приходилось иметь дело с людьми совсем другого склада ума, уклада жизни. Других интересов и устремлений. Телохранителя нанимает только тот, у кого есть деньги на персонального охранника. А эти деньги имеет только тот, кто их зарабатывает (или ворует, но дело сейчас не в терминах). Словом, он предприниматель или банкир. Я в предыдущие годы насмотрелся на этих людей предостаточно. Они отличались друг от друга возрастом, внешними данными, уровнем образования, отношением к окружающим, привычками, слабостями, любимыми анекдотами, автомобилями, семейным положением, болезнями, местом проживания, но было то, что всех их объединяло. Это отношение к жизни. Окружающий мир представлялся им сложным и полным опасностей, где невозможно расслабиться ни на мгновение. Происки конкурентов, сорванные сделки, падающий рубль, растущий рубль, котировки акций, новый закон, новый премьер, визит налоговой полиции, выброс компромата, ценовые войны, новые тарифы, арбитражный суд, сюжет теленовостей – киллер застрелил известного предпринимателя, секретарша попалась на стукачестве, цены поднялись, цены упали, топ-менеджеры перегрызлись между собой, судебный иск – каждодневная череда событий, каждое из которых может закончиться инфарктом, приговором суда или потерей бизнеса, который тебя не только поит и кормит, но и является делом всей жизни. Поэтому ни минуты расслабленности. Полнейшая мобилизация. На войне как на войне. Вокруг враги. Жизнь необустроена и неуютна. Все очень скверно.
Поэтому мне так сложно привыкнуть к Марецкому. Он или не знал, или не хотел знать, что порой жизнь – действительно скверная штука. Казалось, он об этом даже не догадывается. Марецкий просто жил. Ни с кем не боролся. В мире, в котором он вращался, жить было легко и весело. Там лились рекой вино и музыка, женщины были прекрасны, а их наряды великолепны; там мужчины кутили и делали это исключительно для собственного удовольствия, а не для того, чтобы скрыться хотя бы ненадолго от проблем. Там часто не было любви, но зато не было и убийственной ненависти, а если любовь все-таки случалась, то она сгорала столь же стремительно, сколь и вспыхивала, никто особенно не расстраивался, поскольку праздник бесконечен. Ниоткуда не ждешь опасности. Просто не подозреваешь о ее существовании. Потому что какие же опасности на празднике? Лишь нескончаемый фейерверк…