За пять минут до
Шрифт:
Опера рассказывали: когда наряд приехал по вызову охраны поселка, дом Закраевских гудел от мух. На кровь, разбрызганную по необъятным метрам элитной недвижимости, эти твари слетелись в неимоверном количестве. И самого Натаныча, и жену Ингу собирали мелкими частями тел в трех комнатах плюс коридор. Сын Игорь, которому просто отрубили голову – умело так, с одного удара, – по сравнению с ними выглядел практически не пострадавшим.
Словом, тем, кто видел, – лучше б не видеть! – вспоминали потом оперативники. Голливудские кошмары на улице Вязов и прочие пляшущие мертвецы после того зрелища отдыхают. Работа явного психа с напрочь снесенной
Мэр города Афанасий Никитич Гаврилюк метал на местном телевидении громы и молнии. Да, криминогенная обстановка в районе оставляет желать, как и вся страна в целом, да, живем в непростое время, и многие даже без денег, но это уже, дорогие сограждане, ни в какие ворота! Чтобы таких людей, как уважаемый Семен Натанович, уважаемая Инга Юрьевна и Игорь Семенович, тоже где-то весьма уважаемый, – дело чести и, простите за выражение, совести нашей! – грохал он увесистым кулаком по телестолу, от чего изображение на экранах ощутимо вздрагивало.
В молодые годы Гаврилюк начинал прорабом на стройке и до сих пор сохранил яростный темперамент и вопиющее, заковыристое косноязычие. Нет, в глупости его не обвиняли даже враги, просто галоп его речи оставлял далеко позади мелочность связей между словами и предложениями. Особенно лихие цитаты «из мэра» ходили в городе наравне с анекдотами. Недруги по избирательным битвам часто пеняли на это, сам Гаврилюк считал по-другому. Если он не боится быть смешным, значит, ничего не боится, понимать надо!
Рядовые горожане восприняли кровавое убийство не так однозначно. С одной стороны, беда, никто не спорит, но с другой – есть здесь даже какая-то справедливость. Ведь не кого-нибудь грохнули – Закраевского. Сема всю жизнь хапал, словно вечность себе намерил, и жена его эта новая – красавица на букву «б», и сынок-бугай, дурной и наглый как боров… Вот сироту, приемыша, мальчика тихого и незаметного, словно Бог уберег. Он в это время был в летнем лагере, далеко от города. Вот и задумаешься после такого – может, и правда есть там кто-нибудь наверху, не просто же так мы все здесь ходим!..
Потом разговоры начали затихать. Гаврилюк, появляясь перед избирателями, теперь отделывался неопределенным: «Идет следствие, вмешиваться мы не вправе». Со стороны мэра, привыкшего вмешиваться в каждый чих в городе, это значило только одно – следствие идет, но никуда не приходит. А потом громкое убийство вообще перестали поминать, произошло еще более резонансное событие: рухнула крыша нового спортивного комплекса, на строительстве которого нагрели руки многие из городской верхушки. Никто, к счастью, не погиб, но более трех десятков посетителей получили травмы.
«Что делать! Когда нечем подпереть крышу, мы вынуждены опереться на свод законов!» – строго, но не очень понятно прокомментировал Гаврилюк. Положение его было щекотливым, генеральным подрядчиком строительства комплекса выступала фирма зятя мэра, мужа старшенькой. «Приходится теперь сидеть между двумя стульями третьей жопой», – сетовал Гаврилюк среди близкого окружения. Окружение, давно привыкшее к начальственному языкотворчеству, понимало правильно.
Убийство семьи Закраевских так и осталось числиться в нераскрытых. Мальчик Север, уцелевший божьей милостью сирота и единственный наследник состояния папы Семы, вскоре уехал учиться в Москву, что-то вроде бы по экономике. Умный мальчик, отличник был, говорят. Даст Бог, не пропадет…
5
– Ну, значит, взял я с собой Леху Федорова, и поехали мы на дачу к Ханыкину, – рассказывал Бабай. – Хорошая дача, врать не буду, и место хорошее – воздух, сосенки кругом. И банька легкая, липовая… Ну шашлычки, выпить-закусить – все дела. Да… Попарились, значит, по паре-тройке стопарей врезали, сидим на веранде, чайковским коньячок лакируем. А стемнело уже, мошкара крутится, и луна такая полная, яркая, как в кино про вампиров показывают. Да… И тут открывается дверь, а на пороге – мужик с топором! Слушай, сосед, говорит – помоги-ка труп закопать, здоровый, черт… Мы с Лехой аж рты разинули. А Ханыкин – ничего, засуетился, засобирался: «Помогу, конечно, как не помочь». И нам, главное дело, объясняет: «А что, у нас тут всё по-простому, по-соседски, все друг другу помогают…» Леха, значит, прищурился, как мышь на амбар, и осторожно так спрашивает: что, мол, часто помогаете? «Да всегда! У нас все по-простому, по-доброму…» «И что, многих уже от доброты прикопали?» – спрашивает Леха. Ну тут и я не выдержал, как заржал…
Нет, ничего такого. Оказывается, собака у соседа подохла, мраморный дог, старый уже был. Тяжелая собачатина, мясом кормленная, одному – никак… Нет, ну главное, ночь, луна, и этот с топором входит… А Леха, прикольщик…
Бабай, все еще вспоминая, коротко хохотнул. Покосился на собеседника.
Закраевский не улыбнулся, даже лицом не дрогнул. Равнодушно смотрел в окно.
С тридцатого этажа башни Москва-Сити, где располагался ресторан «Вершина», вид открывался до самых спальных окраин, тонувших в голубой дымке. Если смотреть сверху, отстраненно, вид действительно ничего себе, мельком подумал Бабай. Люди – как точки мушиного дерьма, дома – коробки, на серых лентах шоссе толпятся разноцветные игрушечные машинки. По летнему времени народа в столице вроде бы поубавилось, но все равно пробки. Город. Муравейник и есть муравейник – только челюсти кругом щелкают…
Бабай гулко откашлялся. Покрутил толстой шеей. Непонятно, слышал его Закраевский или нет. Раздражающая манера Севера – смотреть мимо собеседника. Впрочем, когда смотрит прямо – это еще хуже.
Глаза у Закраевского необычные. Зеленые, но при этом разные. Левый – тусклого цвета болотной тины, правый – яркий, почти изумрудный. Встречаясь с ним взглядом, поневоле теряешься, никак не можешь ухватить разницу вроде бы одинаково зеленых глаз.
Хотя дело даже не в этом. Тяжелый у босса взгляд – это точно. Давит на плечи, как рюкзак с кирпичами.
– Дурак. – Закраевский, наконец, оторвался от панорамы, глянул на него мельком.
– Леха-то? – придурковато прищурился Бабай. – Ну, шеф, зачем же сразу так-то… Ну не Аристотель, конечно. Но и не так чтоб уж совсем…
– Я не про Леху. – Север, наконец, усмехнулся. По-своему, едва уловимой судорогой губ и щеки.
Скривился, как сатана на алтарь, мелькнуло у Бабая. С Севером и сравнения-то получаются все больше библейские. А что, разные глаза – признак дьявольщины, по всем древним канонам. Не захочешь, а вспомнишь об этом, встретившись с Севером Семеновичем Закраевским, референтом министра финансов России, владельцем одного из крупнейших в стране банков, многих добывающих компаний, перерабатывающих заводов и еще кучи всякого прибыльного, вплоть до популярной пасквильной газетенки, желтой, как гепатит.