За пять минут до
Шрифт:
– Николай Николаевич говорил, что при всей несомненной слабости романа, невнятной интриге и плохо прописанных персонажах, книга определенно заслуживает внимания.
От неожиданности я поперхнулся кофе и резко закашлялся. Коричневые брызги разлетелись широким веером. В основном – на меня самого, но и ребятам тоже досталось. Одна капля ляпнулась Еве на щеку, получилось совсем неловко.
Красавица вздрогнула, но сдержалась. Наградила меня выразительным взглядом, подчеркнуто неторопливо взяла салфетку из вазочки и аккуратно промокнула лицо.
Смешливый
– Простите великодушно…
– Ничего.
– Нет, правда, извиняюсь…
– Ничего, бывает, я понимаю.
– А я читал вашу «Косую саблю», – сказал Толик с оттенком сочувствия. – В общем, интересно. Интрига, сюжет, персонажи – все вроде есть. Мне понравилось. В общем-целом.
– «Косу и саблю»! – мрачно поправил я, все еще отдуваясь.
– Ну да, точно. «Коса и сабля». А я-то еще думаю – почему такое странное название «Косая сабля»? Сабли же все косые, прямых не бывает…
Читатели! – подумал я.
– Читатели… – сказал я.
– Не скажите, – улыбнулась Ева. – Определенная часть молодежи все-таки читает книги.
– Определенная часть молодежи даже имеет шансы дожить до старости, – проворчал я с высоты своих сорока.
– Вы думаете? А как же безжалостный прогресс? Технологические ужасы современности?
Я беспечно махнул рукой:
– Как-нибудь… Поверьте мне, Ева, после нескольких эпидемий бубонной чумы даже на технический прогресс начинаешь смотреть без содрогания.
Она помолчала, перебирая салфетку тонкими пальцами. Смуглыми и маленькими, как у Мицкель. Может, правда, что каждому человеку дается только одна любовь, а все остальное – лишь поиск подобия. Во веки веков и во все времена…
– Страшно было? Ну тогда? – спросила она.
Я тоже ответил не сразу. Вспомнил пустые тесные улицы городков средневековой Европы, где привычный запах нечистот перебивала трупная вонь Черной Смерти. И колокольный звон – бесконечный, заунывный и безнадежный. Хоть и считалось, что колокольный звон отгоняет чуму, но верили в это все меньше и меньше.
– Страшно? Нет, я бы не стал употреблять это слово… Было хуже. Страх все-таки предполагает возможность каких-то активных действий, сопротивления, бегства, в конце концов. А там была обреченность… Гнев Божий пришел на землю не всадниками Апокалипсиса с огненными мечами, а неслышной, невидимой смертью, тяжелой и грязной. Кончался род человеческий, но совсем не так впечатляюще, без спецэффектов, обещанных в Писании… Историки сейчас удивляются, что в Европе после чумных эпидемий забыли половину ремесел, даже вязать разучились. На самом деле удивляться надо тому, что люди еще могли говорить, а не просто рычали.
– Да, конечно, – Ева передернула плечами, тряхнула челкой и глянула на тарелку с недоеденным пирожком, обрызганную моим кофе. Решительно отодвинула ее от себя.
– Николай Николаевич тоже написал книгу, – сказала она.
Я мысленно вздохнул. Это я уже проходил – сначала критикуют как оголтелые, потом втюхивают настоящий шедевр. На деле – такая махровая графомания, что скулы сводит. Читатели! Они же писатели. К сожалению.
– Интересно, – вежливо сказал я.
– Наверное, – согласилась Ева.
– Эту книгу никто не может найти, – пояснил Жора. – Как сквозь землю провалилась.
Вот это уже действительно ново…
– А кто ее ищет? – спросил я.
Мне не ответили. Каждый сделал вид, что вопрос не к нему.
– Еще кофе, Альберт Петрович?
– Нет, спасибо!
– Тогда поехали.
– Двинулись, братва, – подтвердил Багор.
Вот и весь разговор. Маленький такой разговорчик. В сущности, ни о чем.
Хорошие ребята. Сдержанные, вежливые, книжки любят. Только хорошие ребята явно многое не договаривают. На тему наследства они вообще говорить не хотят, это видно.
Книга, значит… Ну хоть что-то конкретное.
Честно сказать, я уже о многом догадывался. Слишком долго живу, чтобы не сложить два и два. Просто пока я не торопился делать выводы.
3
К Скальску мы подъезжали по пустой дороге. Местность становилась все более гористой, по склонам живописно разбегались разлапистые сосны, остроконечные ели и трепетные березки. Красиво. Напрашивалось избитое сравнение – северная Швейцария, особенно если не вспоминать, что страна банкиров сама не слишком-то южная. Да, кстати, о школьном курсе географии – здесь же Валдайская возвышенность. Живописные виды всегда рождаются из контрастов и перепадов, глубокомысленно рассудил я.
Убаюканный плавным ходом машины, я начал откровенно подремывать, поэтому все дальнейшее случилось совсем неожиданно. Я не сразу сообразил, что зазвучали выстрелы. Показалось, где-то рядом вдруг заработал ополоумевший дровосек. «Что они здесь, совсем рехнулись, такую красоту рубить?» – успело мелькнуть в голове.
Ева по-девчоночьи взвизгнула, крутанула руль, машина резко вильнула, затормозила, пошла боком, остановилась совсем и начала заваливаться. Нас с Багром на заднем сиденье бросило в одну сторону, потом – в другую, потом разболтало и перемешало. Я скорее почувствовал, чем увидел, как долгую, томительную секунду автомобиль балансирует на двух колесах на краю обочины. Но все-таки не опрокинулся, шлепнулся обратно, металлически лязгнув подвеской.
– Быстро из машины! – напряженно выкрикнул Толик.
Мы посыпались. Воткнулись лицами в песок и траву. Замерли. И вдруг стало тихо. Как бывает на даче в приятный спокойный день, когда покачиваешься в гамаке под мелодичное щебетание птиц и жужжание насекомых. Летний день за городом… Хорошо на природе! Когда стрельба стихнет.
Жора первый приподнял голову:
– Подруга, я тебе уже не раз говорил – будешь ездить как самурай, кончишь как камикадзе…
– Ну, и что это было? – нервно перебила Ева.