За рекой Гозан
Шрифт:
Зато их жены и дочери не уступали ассакенским женщинам в обилии и изяществе золотых диадем, брошей и браслетов. Некоторые закрывали лица и плечи от яркого солнца широкими полями соломенных шляп.
Эллины Бактры присутствовали на празднике по принуждению. А куда денешься – свита царя обязана сопровождать его на всех церемониях, даже устроенных во славу языческого божества.
Когда-то жрецы Артемиды скрепя сердце согласились на установку в святилище фигуры Анахиты из соображений здравого смысла: ничего, что статуи стоят рядом, зато храм останется целым и невредимым. Новые поколения эллинов
Ближе всех к царю сидел стратег [48] с семьей – крепкий бородатый мужчина средних лет. Величественная осанка и волевой подбородок выдавали в нем уверенного в себе воина. Его жена и дочери оживленно переговаривались, поглядывая на всадников.
Одна из девушек, совсем юная, с вьющимися русыми волосами, собранными на затылке в лампадион, что-то увлеченно рассказывала соседке, трогательно сложив перед собой ладошки. Светлые пряди спадали с висков, обрамляя не тронутое загаром лицо с высоким лбом. Даже на расстоянии Куджула заметил ее беззащитную, удивительно милую улыбку.
48
Стратег – высшая выборная военная должность в античном полисе, главнокомандующий войском.
Отшумели мартовские ливни, отгремели грозы, земля напиталась влагой и покрылась сочным разнотравьем. Пастухи за несколько дней до игр прогнали по полю стада коз, которые срезали траву до корней. Животные съели бы и корни, раскопав землю копытами, но козопасы не дремали, не давали животным застояться на одном месте: без корней грунт пересохнет, потеряет упругость.
Затем по долине цепью прошли рабы, собирая в мешки все лишнее, ненужное, опасное – коряги, булыжники, керамические черепки. Они срезали бугры, заливали отравой кротовые норы, после чего засыпали землей.
Апрельское солнце жадно впивалось лучами в почву, вытягивая из нее остатки влаги, а поле наливалось силой, твердело, готовясь к безжалостным ударам лошадиных копыт, азарту и ярости схватки.
5
После того, как участники состязания по очереди поприветствовали Гондофара, глашатаи объявили перерыв – царь и свита должны перед началом скачек по традиции выпить вина. Виночерпии засуетились, забегали между рядами, раздавая ритоны, подтаскивая кувшины, в то время как наездники вместе с конями ожидали возле трибун.
Выскочили два карлика-шута, забрались на баранов, схватились руками, кривляясь и дурачась. Свита покатывалась со смеху, глядя на потешных борцов.
Тем временем жрецы запалили хворост и начали принимать жертвы от паломников: голубей и всякую птицу – от бедных; ягнят и бычков – от тех, кто побогаче. Предназначенные богине куски мяса и содранные шкуры с молитвой бросали в горящий хворост, а остальные части туши зажаривали на вертелах, раздавая всем желающим.
Обреченно кричали животные, мелькали в воздухе тесаки, кромсая шеи, топоры с хрустом разрубали кости, кровь лилась рекой по алтарям…
День был ясным, хотя и ветреным. Со стороны степи ветер приносил не различимую для глаза, но ощутимую на коже и во рту сухую пыль. В бездонном лазоревом небе мелкие барашки облаков плыли рядами друг за другом, словно там уже начались скачки, и теперь белые кони несутся к солнцу, управляемые невидимыми всадниками.
Оруженосцы еще раз проверили сбрую – не сбились ли ремни уздечки, нет ли трещин в пронизях-застежках, насколько туго схвачены подпруги. Тут важно, чтобы хитрая лошадь не надула живот, когда затягиваешь трок. Если появится слабина, седло от тряски может сползти набок, тогда всаднику будет трудно удержаться на коне.
Теперь на лошадях были только чепраки и седла. Наездники сняли с себя все лишнее, оставшись в туниках и легких сандалиях. Распорядитель в красном тюрбане и длинном парчовом халате ходил от одного участника к другому, справлялся, все ли в порядке, нет ли просьб.
Следом поспевал вертлявый помощник, всюду совал нос, дергал подпруги, угодливо скалясь. В суматохе подготовки на него никто не обращал внимания. А зря! Поднырнув под одну из лошадей, он ножиком быстро подрезал трок, а затем бросился в сторону, словно его тут и не было. Но дело сделано – эллин долго не продержится в седле, а значит, одним серьезным соперником меньше.
Как и всякий степняк, Куджула был прирожденным наездником. Сколько он себя помнил, лошади всегда были рядом.
Он внимательно осмотрел коней соперников. Этот мощный, горячий, но задирает голову. Может, и выносливый, но вряд ли быстрый, да и управлять таким конем трудно. У этого шея слишком толстая и вообще передняя часть туловища тяжелее задней, значит, передние ноги сильнее, поэтому нагрузка будет неравномерной, и он быстро устанет. Вон та кобыла вдруг сникла, голову вытягивает вперед. Под ноздрями корка – похоже на мыт, видно, болезнь внезапно обострилась после дальнего перегона. Всадник удрученно постоял рядом, успокаивая лошадь, поглаживая по шее, затем решительно повел прочь. Навстречу торопится оруженосец с запасным скакуном.
«Это на руку, – отметил для себя Куджула. – Подъездок обычно рысак, не самый лучший конь».
А вот у эллина конь отличный – согдийский аргамак, крупный, с сухими крепкими ногами, глаза блестящие. У царского сына конь тоже хорош: ноги сильные, длинные, голова горбоносая, уши маленькие и подвижные. С этими двумя, похоже, и придется побороться.
Гнедая кушана горячилась, пританцовывала, чуя, что вот-вот начнутся скачки, нервничала.
«Скорей бы уже к шесту, – подумал Куджула, – плохо, если конь застоится».
Тут же глухо ударили дамамы, глашатаи вызвали участников на исходную позицию. Распорядитель восседал на коне возле шеста, торжественно держа перед собой на вытянутой руке увитый разноцветными лентами жезл.
Семеро княжичей выстроились в ряд.
Всадники и кони напряжены, лошади нервно прядут ушами и грызут удила, перебирая ногами. Музыка стихла, но шум усилился: с трибун доносятся возбужденные голоса почетных гостей, а возгласы в толпе зрителей сливаются в монотонный гул, не то радостный, не то тревожный.