За рекой Гозан
Шрифт:
Куджула с камчой в зубах резко нагнулся, подхватил козла.
Пустив тарпана в галоп, он помчался к заветному краю поля. Но с боков налетели двое желтых, зажали в тиски, остановили коня. И тут спереди, словно из засады, на него помчался кто-то огромный, черный. Всадник уже рядом, Куджула видел его перекошенное от ярости лицо, пену на морде коня. Еще миг! – сейчас эта дикая, неудержимая масса налетит на него, сомнет, опрокинет, раздавит.
Наперерез ассакену бросился Октар.
Встав на седло и оттолкнувшись обеими ногами, он как тигр прыгнул на черного всадника. Оба покатились по земле комом из живых тел прямо под копыта беснующихся лошадей.
Верный
Октар неподвижно лежал на земле, а рядом с ним на боку застыл мертвый ассакен с проломленной ударом лошадиного копыта головой.
Глава 2
Бактриана, 113-й год Кушанской эры, месяц Аша-Вахишта [49]
49
Аша-Вахишта – месяц древнего зороастрийского календаря, соответствует месяцу ардибехешт современного иранского календаря, т. е. апрелю – маю.
1
Куджула сидел на ковре, облокотившись спиной на одну из четырех деревянных колонн, которые поддерживали крышу ойкоса [50] . Из прямоугольного отверстия бил солнечный свет, освещая кушана и его собеседника.
Напротив расположился молодой иудей со спутанными вьющимися волосами, по виду ровесник хозяина. Худое изможденное лицо, а также темные круги под глазами говорили о том, что последнее время ему пришлось несладко.
Общались на греческом.
50
Ойкос – главный зал античного жилища.
Между молодыми людьми стояло блюдо с миндалем и кувшин кумыса. Заметив, как жадно гость смотрит на орехи, Куджула сказал:
– Ешь… Если голоден, скажи. Я прикажу принести еще еды.
– Спасибо, друг, – ответил иудей приятным баритоном, – этого достаточно, ты очень добр ко мне.
Зачерпнув целую горсть орехов, он отправил ее в рот, энергично заработал челюстями. Куджула улыбнулся и рывком встал. Распахнув резные створки двери, вышел в коридор. До гостя еле слышно донеслось: «Принеси сыр, хлеб, холодное мясо… и еще кумыса».
Вскоре хозяин вернулся. Закрыв за собой дверь, уселся на старое место.
– Рассказывай, – обратился он к иудею.
– Что ты хочешь услышать?
– Мне все интересно знать: кто ты, откуда, где научился врачевать, как попал сюда. Чем больше расскажешь, тем меньше вопросов мне придется задавать. Я уже знаю, что тебя зовут Иешуа. Еще знаю, что ты здесь недавно, – это не трудно, твоя одежда выглядит так, словно тебя целый фарсах волочили по земле.
– Мы пришли несколько дней назад.
– Кто это – мы?
– Я и мои друзья из Хагматаны: Иона, Шаддай, Ицхак. С нами был еще Лаван, но он погиб… упал в реку… унесло течением.
– Из Парфии? – удивился Куджула. – А сюда-то зачем?
Иудей замялся, не зная, может ли он доверять хозяину, а врать не хотелось. Но тот все понял по выражению его лица и серьезно сказал:
– Говори не таясь, я тебя не сдам, даже если ты сделал что-то плохое. Когда придет время, твоим судьей станет Митра. За то, что ты спас Октара, я должен тебя озолотить, но у меня нет золота, я сам пленник. Так что отплатить могу только дружбой. Ну, вот еще орехами…
Теперь улыбнулся гость.
– Я уже сказал, что ты добр ко мне. Я это оценил. А насчет Митры не уверен, все-таки я иври.
Раздался стук в дверь, после чего в комнату вошел слуга с подносом и поставил его на ковер. Кушан подвинул поднос к иудею. Тот виновато улыбнулся, затем стал жадно запихивать куски мяса в рот, запивая кумысом.
Еще не закончив жевать, с полным ртом заговорил:
– Зимой на Вонона было покушение, его пытались отравить, но он выжил. В заговоре участвовали бехдины из храма Победного огня. Наш рофэ Ицхак был с ними дружен. Когда взяли эрбада Мирзу, Ицхак сказал, что нам лучше спрятаться… Ушли в горы, жили в шалаше, пока Вонон не сбежал в Армению. Тяжелое было время… Оставаться все равно было опасно, потому что Вонон пытался вернуть трон. И мы бежали в Александрию в Арии [51] , затем в Бактру. Шли три месяца с попутными караванами. Несколько раз нас пытались сделать рабами, но мы откупались. Во время переправы через Теджен погиб Лаван… Ицхак тоже плох, еле дышит, старый уже. О судьбе тех, кто остался в Хагматане, я ничего не знаю.
51
Александрия в Арии – современный город Герат на северо-западе Афганистана.
Иешуа замолчал и вытер рот тыльной стороной ладони, заставив себя не смотреть на еду.
– Вы были замешаны в отравлении? – нахмурившись, спросил Куджула.
– Нет, просто брали у бехдинов травы. Но во время облав иудеев хватают первыми.
– Почему ты не лечишь Ицхака?
– Я не всемогущ, его время пришло.
– Я видел, что ты сделал с Октаром. С такими увечьями не живут, когда его внесли в шатер, это был мешок с костями. Я думал, что он испустит дух, не приходя в сознание. А потом вдруг появился ты… Я даже не помню, кто тебя привел.
– Иудеи есть везде, – глубокомысленно изрек Иешуа. – А на бузкаши раздавали мясо…
– Как ты это делаешь? Одними руками…
– Не знаю… Само получается, нужно просто захотеть.
Он отрешенно потер ладони и, взглянув на кушана, изобразил подобие улыбки. Объяснять не имело смысла: его способности находятся за пределами человеческого понимания. Покопавшись в дорожной сумке, вынул холщовый мешочек, передал хозяину.
– Здесь молотые травы и коренья: марена, горечавка, дубовая кора, чертополох, золототысячник… Октара надо поить отваром, пока не встанет на ноги. И еще… пусть спит, не тревожь – во сне кости лучше срастаются.
Оба посмотрели в угол зала, где на циновках под одеялом спал кангюец.
– Мне пора, – сказал Иешуа.
– Нет, – уверенно заявил Куджула, – я тебя не отпущу.
Потом спохватился:
– Вернее… ты, конечно, можешь уйти, когда захочешь. Но сам подумай: у тебя с друзьями на руках больной старик, вы в чужом городе… Деньги-то хоть есть?
– Да, немного… Иудеи не чужие только в Палестине, мы привыкли. В Бактре есть община, нам выделили пустующий дом. Я плотник, Шаддай с Ионой каменщики – заработаем. Мне нужно идти.