За семью замками. Внутри
Шрифт:
Не искренне, естественно. Ему как было пофигу до ее страха — так и осталось. Но он не любил, когда она скандалит. При этом был в слишком хорошем настроении, чтобы идти на принцип.
Ну да. Наверное, немного перегнул…
Услышав это «немного» Агата не сдержалась — снова перешла на крик. Костя же только смеялся, подталкивая в сторону кровати.
Ему было не понять. Он даже не пытался понять других людей. И её тоже.
Даже больше. Агате было очевидно — он никогда не начнет кого-то понимать. Он такой. И она вот в такого всё же влюбилась.
Не
Она вообще не пыталась его тормозить и искренне кайфовала от этого.
Ему нравилась она — мягонькая. Вкусненькая. Голенькая. А ей он — пофигист и раздолбай, который в момент может стать очень серьезным. У него разгон от состояния до состояния реально секунда. Он невозможно непредсказуем. И в этом его неповторимость. Во всяком случае, Агате так казалось.
Девушка понятия не имела, какие перспективы у них с Костей. В каком состоянии он: еще кайфует и углубляется в их интрижку или уже потихоньку насыщается. Но для нее все было в новинку. Все было очень необычным, желанным, приятным. Она упивалась ожиданием его приезда. Она наслаждалась просто тем, что следила, как он шарится по ее квартире. Ругается, что у неё херов неудобный душ. Точит заказанную ею еду на кухне.
Пусть говорил, что макаронами его приманивать не надо, но если хотел есть — шел и ел. Или заказывали. Прямо посреди ночи. Забирал Костя, а Агата… В эти моменты чувствовала особенное блаженство — почти как от оргазмов. Потому что ей не надо выходить. У нее теперь есть проводник. Исполнительная скотина.
— Ты угомонишься сегодня, Агата?
— Я подумаю…
Костя усмехнулся, Агата ответила тем же. Начала наклоняться, не боясь упасть, чувствуя, что его руки надежно держат её, потихоньку разводя в стороны…
Пока ее голая грудь не окажется прижатой к его — такой же голой. Пока её подбородок не ляжет на его, пока их губы не встретятся. А потом языки…
Ей не хотелось угомоняться. Впрочем, ему этого тоже явно не хотелось. Агата, сидевшая на мужских бедрах, прекрасно всё чувствовали.
…
Сейчас на полу у кровати тоже стояла раскрытая коробка с недоеденной пиццей.
Пусть Агата думала, что Костя из тех, кто по любому поводу будет воротить нос, оказалось, что в еде он совершенно неприхотлив. Бургеры. Пицца. Суши. Лапша. Неважно. Он сметает все, что видит, если голоден.
Но может это только с ней. Может… Она для него — как бы глоток вот такой свежести. Простой. Подзабытой или той, которую он и не знал-то толком. В темной, небольшой, старой квартире. За семью замками.
О его детстве, юности, семье они так по-прежнему и не говорили. Костя не хотел. Агата не настаивала. О ней куда больше, но тоже с обходом «тонких мест».
Пока Костя разрешал оставлять кое-что
Но иногда, глядя на него, спящего, ей почему-то очень хотелось доверить и получить… Такую же реакцию, как на шрам. Услышать и поверить, что ему и тут похуй.
Ведь он правильно сказал когда-то: страх перед неизвестностью — максимально тупой. Она боялась его реакций. Она боялась его потерять. Не до паники и истерик, но довольно сильно. Он вдохнул в ее жизнь слишком много красок. Он сам будто стал немного радугой. Которой не нужен дождь, чтобы проявляться.
Агата усмехнулась, это же сделал Костя.
Она оторвалась, снова поднялась, высвободив кисти из его хвата, упершись руками в мужскую грудь, села, чуть ерзая…
Видела, как он скользит взглядом по ее лицу, а потом телу, расплывалась во все более широкой улыбке.
Он совершенно точно не хочет, чтобы она угомонялась, как бы ни бурчал. Косте нравится, что она оказалась абсолютно не зажатой. Только он даже не думает, насколько сам этому поспособствовал.
Агату очень воодушевило то, что у них сходу начало получаться. Потому что и тут она немного боялась, что не совпадут. Читала, что такое бывает. Оказалось же, что совпали полностью.
Любили по-всякому. Оба зажигались очень быстро. Агата будто вспыхивала, стоило Косте просто оказаться рядом. Не говоря уж о том, чтобы коснуться. И больше не надо было хлестать вино из горла. Хотя и под вином тоже случалось.
Он же, кажется, в принципе всегда ее хотел. Агате приятно было думать, что именно ее, а не секса в целом. Но даже если секса… Какая разница? Он же едет за ним к ней. В своей эксклюзивности поводов усомниться у Агаты не было. Костя пообещал. Она не отказывала. Все, как договорились.
— Ладно. Тогда я тебя трахну быстро, а ты пока думай.
Агата пискнула, потому что Костя сделал все неожиданно и молниеносно.
Скинул с себя, приземлил, прижал к матрасу, забросил ее ногу себе на бок, резко вошел, параллельно закрывая рот поцелуем, чтобы не кричала.
— Наерзала. Молодчинка. — Оторвался, шепнул, делая медленные движения. Несколько секунд смотрел в глаза, потом спустил взгляд на губы. Полуоткрытые, из которых шумно выходил воздух с его толчками и ее выдохами. Не спешил ускоряться. Трахал с чувством. Наживую. Уже не впервые. Не ради продолжения рода. Просто ему так нравится. А ей…
В теории Агата была очень разумной и дальновидной. Знала, что прерванный — это все равно риск. Сама была «плодом любви без резинки». Изначально не планировала позволять. Не хотела усложнять себе жизнь экстренной контрацепцией, а то и нервами насчет возможного залета и решения этой проблемы. Но когда дело дошло от теории к практике, даже слова не сказала. В итоге ей понравилось. А Костя, кажется, вообще был в восторге.
Как сказал, на постоянной основе он такое не практикует. Потому что в мире слишком много расчетливых сук. Но с ней почему-то, по его мнению, можно. И хочется.