За все, что мы делаем, отвечать будем вместе!
Шрифт:
Смотрю немного вдаль, с нашего десятого этажа хорошо видно ту беседку. Пацаны ещё там, а я уже тут. Энзо все ещё мечется из стороны в сторону, что-то объясняя Рику с Колом, а я постепенно успокаиваюсь, достав сигарету из кармана штанов. Закуриваю и выдыхаю едкий дым, прямо в окно, предварительно сняв сетку. Нервы мои конечно же ни к черту, но я держусь, пытаюсь остывать и не буду себя уж сильно хвалить, но у меня это чаще всего получается. Единственное, что кстати, радует за последнее время.
Мои мысли снова возвращаются к Клаусу, а
Кстати, надо бы перед мамой извиниться, ну хотя бы за два или уже три дня игнора… Ещё минут пять вынашиваю эту мысль, но вдруг в мою голову закрадывается идея, которая перекрывает все, о чем я думал до этого. Ставлю сетку на место, закрываю балконную дверь и направляюсь в сторону кухни, совершенно спокойный.
— Мам, — кажется она вздрогнула, услышав мой голос и даже не сразу обернулась, видимо подумав, что у неё глюк. — Маам?
— Да, сынок? — доносится с кухни.
— Я тут подумал, может собаку купим?
— Ой, Деймон, зачем нам собака?
— Ну, как зачем, она же будет квартиру охранять. — останавливаюсь у столика на выходе из комнаты и начинаю сыпать корм рыбкам в аквариум. — У меня вон в армии была собака, она умерла правда, — немного заминаюсь. — от чумки, ну, а потом у нас вторая появилась — Поль.
— Ну вот видишь, умрет собака, а тебе потом грустно будет.
— Ну так, ей же прививки делать надо, тогда не умрет, — захожу в дверной проем кухни. — и вообще, мам, знаешь, какой у собаки плюс, перечеркивающий все остальные минусы? — спрашиваю я, с немного поникшей головой, мне моментально становиться грустно и я понимаю, что заговорить обо всем этом было плохой идеей, но я уже начал. Не дожидаясь её ответа, продолжаю. — Собака не будет сначала тебе в любви клясться, а потом по чужим койкам прыгать. — каменно чеканю я, рассматривая свой кулак, а потом легонько ударив им по стенке, ухожу в комнату, со словами «Я не буду есть, мам.» снова прервав её назревший обеспокоенный вопрос. Хлопаю дверью и слышу, как она подбегает к ней, снова порываясь что-то произнести, но замолкает, так ничего и не добившись.
Холодное сливочное мороженое приятно обжигало пухленькие губы Кэтрин, когда она шла по дороге домой.
Вообще она всегда больше любила рожок, с шоколадной крошкой. Ей всегда его покупал Деймон, они часто гуляли в парке, в поле, во дворе, на набережной, да везде. И всегда она просила у него лишь это мороженное. Он смеялся, покупал и снова смеялся, когда ему приходилось вытирать излишки шоколада с кончика ее носа и уголков губ, накрашенных блеском с розоватым оттенком, который бессовестно стирался с новой порцией пломбира.
Да, тогда были удачные времена. Она чувствовала защиту и заботу, когда он сжимал ее ладошку в своей большой и могучей руке. Когда же она с Клаусом она скорее чувствует страх за себя. С каждым днем ей все страшнее и страшнее. С каждым разом она все сильнее радуется, что его часто нет рядом. Радуется тому, что может спокойно дышать и не боятся за то, что может сказать что-то ему не понравится.
Из мыслей ее выгадал женский голос и шум подъезжающей машины.
— Кэт! — она обернулась и остановилась.
— Викки? — подружки выбегает из машины и подходит к Пирс. Проезжавшая мимо машина немного замедляется и кто-то высунув руку из окна схватил ее за задницу, задирая руку, но она настолько счастливая, что без всякого возмущения, свободно убирает руку парня и продолжает улыбаться. Машина уезжает.
— Ты прикинь, — она откусывает кусок от мороженного Кэтрин и продолжает вещать. — Сегодня Клаус с твоим бывшим драться будут один на один. — она улыбается, как будто у нее челюсть свело и она больше никаких движений, кроме этого ей выполнять не в состоянии.
— Что? — Пирс застывает с открытым ртом. — Какого…
— Господи, какая ж ты счастливая, за тебя пацаны дерутся! — Викки снова откусывает кусок мороженого Кэт и убегает в непонятном направлении, оставляя подругу в раздумьях.
Она только что думала о том, как хорошо ей было с Деймоном, который не просто любил ее, но еще и уважал, как человека, не только как женщину. А сейчас ей сообщили, что он идёт на смерть. Да-да, это самоубийство — идти на стрелку с Клаусом, совершенно не предполагая, на что способно это животное.
Девушке срочно нужно что-то предпринять, что-то сделать, она чует это нутром, но что она может, чтобы остановить двух петухов с играющим тестостероном? Правильно, Н И Ч Е Г О.
Кэтрин откидывает недоеденное мороженное в сторону, в какой-то куст, и придерживая сумку, которая висит у неё на плече, бежит в сторону парка, она не знает зачем, но чувствует, что это нужно.
Сев на свободную лавочку, она несколько раз обеспокоенно вздохнула и взяла в руки телефон, принимаясь набирать номер. Она не помнит. Не помнит номер Деймона, не помнит номер его матери, она вообще ничего не помнит. Вдруг в голове всплывают несколько цифр и она наспех набирает на клавиатуре своего телефона междугородний номер семьи Сальваторе.
— Да? — почти сразу раздаётся женский голос. Это его мама, Лили. Господи, как же давно она не слышала этот голос. — Ну, говорите же, — невнимания она, желая поскорее закончить этот разговор с непонятно кем, потому что явно чем-то занята сейчас. — Ну не хотите, как хотите. — мягко, но в то же время как о строго заключает она и вешает трубку.
Кэтти закрывает глаза и блокирует телефон, понимая, что все это время не дышала, жадно впитывая в себя эти родные нотки голоса матери Деймона, которую она за их долгое знакомство, очень сильно полюбила, скорее, как мать, чем как потенциальную свекровь.