За все надо платить
Шрифт:
— Он тут такой красивый, — заметила она, разглядывая фотографию с таким озадаченным видом, словно искала в лице своего сына ключ к разгадке его безвременной гибели.
— У него счастливый вид, — осторожно согласилась Кили.
— Это свадебная фотография, — пояснила Бетси.
Кили кивнула. Она была наслышана о Веронике Уивер. Через три года после свадьбы Вероника сбежала с другим мужчиной. Вот тогда-то Прентис и начал пить горькую.
— Они кажутся такой прекрасной парой.
— Мне
— Я понимаю, — посочувствовала ей Кили. — Это было жестоко.
Бетси снова вздохнула и материнским жестом погладила лицо сына на детской фотографии.
— А знаешь, люди ему завидовали, потому что он родился в богатой семье. Никто не понимал, что деньги не принесли ему счастья. Может, ему больше повезло бы в жизни, если бы он вынужден был бороться за место под солнцем, как Марк…
Кили невольно подумала, что мало кому пришло бы в голову завидовать судьбе Марка. Очень рано оставшись сиротой, он сменил немало приемных семей и не раз побывал в суде для несовершеннолетних. Такая жизнь многих лишила бы веры в будущее… Она с грустью оглянулась на фотографию улыбающегося Марка, стоявшую на полке среди других семейных реликвий. Все-таки Марк нашел свое место в этой семье. Бетси одарила его своей добротой. В семейной коллекции имелись его фотографии. Но у него не было матери, которая превратила бы столик в семейный алтарь, посвященный его памяти… «Не сомневайся, дорогой, — мысленно обратилась она к нему, — мы никогда тебя не забудем».
— Я так тоскую по нему, — призналась Бетси.
На минуту Кили показалось, что Бетси говорит о Марке, но она по-прежнему не отрывала глаз от фотографии Прентиса.
— Я в этом не сомневаюсь, — поддержала ее Кили.
«Да, — подумала она, — несмотря ни на что». Она знала, что Прентис не принес своим родителям ничего, кроме горя, но ведь матери любят своих детей любыми. Дети не могут оттолкнуть свою мать, как бы они ни старались.
— У тебя такой печальный вид, — заметила Бетси.
— О… — Кили покачала головой, — когда мы заговорили о сыновьях, я сразу вспомнила о Дилане. Он… ему нелегко приходится в последнее время.
— Лукас мне говорил. Я считаю, это просто позор — все, что они делают, — сказала Бетси. — Как будто бедный мальчик мало страдал…
— Я позвонила психоаналитику по совету директора школы. Может, Дилану легче станет, если будет с кем поговорить.
Бетси нахмурилась.
— Ты, наверное, права, — осторожно сказала она. — Я в этих делах ничего не смыслю, но многие верят в психоанализ.
Кили знала, что в семье Уиверов к психоанализу относятся с предубеждением. Неужели Уиверы никогда не
Словно прочитав ее мысли, Бетси продолжала:
— Прентис какое-то время ходил к психоаналитику. — Она покачала головой. — Ему не помогло. Он просто не смог найти свою дорогу.
Кили задумчиво кивнула. Ей пришло в голову, что целая человеческая жизнь уместилась в этих простых словах. Она не хотела такой судьбы для своего сына.
— Знаете, — сказала она вслух, — мне, пожалуй, пора домой. Надо уложить Эбби и проверить, как там Дилан.
Эбби в этот момент добралась до кресла, в котором сидела Бетси, и теперь дергала ее за штанину легких спортивных брюк. Бетси наклонилась и погладила ее по головке.
— Она такой ангелочек! Прелестная девочка.
«Ей так и не суждено было стать бабушкой, — подумала Кили, — и она до сих пор об этом тоскует».
— Но мы ведь еще сюда вернемся, правда, солнышко? — сказала Кили, собирая вещички Эбби.
В эту минуту в кабинет вошел Лукас.
— В чем дело? — воскликнул он. — Уже уходите?
— Нам пора, — улыбнулась Кили. — Бетси, спасибо вам большое за чудесный вечер.
Старая женщина добродушно закивала.
— Прости меня, дорогая, что я не встаю. Суставы у меня совсем уже не те…
— Я их провожу, — сказал Лукас.
Он наклонился, чтобы поднять Эбби, но девочка увернулась, захныкала и бросилась к матери.
— Кое-кому пора спать, — заметила Кили, поднимая дочку. — Еще раз спасибо, Бетси.
Она помахала Бетси ручкой Эбби и пошла за тяжело хромающим Лукасом через холл на веранду, выходившую на широкую лужайку. На небе не было видно ни звездочки, луна светила в тумане тусклым, размытым пятном.
— Ну, дальше уж мы сами справимся, — сказала Кили.
— Не говори глупостей, — отрезал Лукас. — Я настаиваю.
Кили поняла, что спорить с ним бесполезно. Они молча прошли по дорожке к ее машине, оставленной на подъездной аллее. Лукас любезно открыл перед ней дверцу. Пока Кили пристегивала Эбби к сиденью, он снова заговорил:
— Кили, послушай… Завтра я пойду к Морин Чейз и поговорю с ней. Я уверен, что сумею заставить ее отступить.
Кили выпрямилась.
— Я уже пыталась, Лукас. Знаю, вы велели мне этого не делать, но я не могла поступить иначе. Она ничего не пожелала слушать.
Лукас нахмурился.
— Может, мне больше повезет.
— От души на это надеюсь. Я очень боюсь, что Дилан не захочет вернуться в школу, когда пройдет срок. Вы же знаете, как дети впечатлительны. Они думают, что все на них смотрят и шепчутся у них за спиной. А теперь… когда окружной прокурор и газеты говорят, что он сделал это нарочно… это уж слишком.