За закрытыми дверями. Вы бы мне поверили?

Лазарева Полина

Вечер прошёл, я быстро выключила ноутбук, взяла телефон и книжку и отправилась в гостиную, где сплю последнее время. На телефоне не было много зарядки, и я пыталась вспомнить, куда же её дела. У каждого предмета, особено незаменимого у меня есть своё место, но пару дней назад я брала зарядку с собой в гостиную, чтобы он заряжался ночью, а потом взяла с собой на кухню, где проводила день в общении с вами. Таким образом, мест её нахождения могло быть три: столик в гостиной, обеденный стол на кухне и тумба в моей комнате. Но её не оказалось ни в одном из них. Тогда я вернулась на кухню, догадываясь, куда она всё-таки делась. Он был там, пил что-то из маленькой кружки и даже почти улыбался. Я попыталась ненавязчиво спросить, не видел ли он зарядку. Как всегда - может и видел, может и трогал, может и убрал, может и забрал с собой (завтря опять уезжает, проведя здесь всего полтора дня). Я даже не злилась, уже привыкла быть в таком негодовании. Он начал выступать: мол, вот, есть запасная зарядка, проверь. Что я и сделала, она подошла. Но это не остановило меня от очередной попытки внушить ему, что нельзя брать чужие вещи. Тут-то всё и началось. Сначала он принял дурашливый вид, мол, что ты, мелкая идиотка, можешь вообще знать, а я всегда прав, даже когда и веду себя как конченный мудак. Без звёздочек. Я предложила ему почувствовать, каково это - когда не можешь найти

свои вещи, и сказала, что к его приезду могу перевернуть весь дом и переложить всё так, как считаю нужным. Он надулся, молочные слюни потекли изо рта, глаза вылупились, готовые вылезти из орбит; он был взбешён. "У тебя слюнки потекли", - с холодной издёвкой приостановила его закипание. Он отставил кружку и пошёл на меня (я была в дверном проёме, он - передо мной на кухне). В моей руке был телефон, а в ушах - длинные серёжки. У него были только руки, чертовски сильные для меня руки. Он толкнул меня. Толкнула ещё. Выписхнул с кухни, разражаясь не просто гневными словами, а плюя взбудораженной желчью бешенности, буквально удивляя меня, как у него ещё пена не пошла изо рта. В коридоре он опять толкнул меня, и я в ответ толкнула в грудь его. Он начал хватать мои руки, я, искривившись, аккуратно положила телефон на тумбочку, чтобы он его не разбил. Его лицо готово было лопнуть от ярости, желваки заходились, глаза стали сумашедшими. Я внутри смеялась ледяным и липким смехом: забавно будет умереть так нелепо - от рук собственного отца в собственной квартире из-за того, что ему не нравится, когда ему указывают на неправильное поведение. Но в ушах оставались серьги, потянув за которые можно легко порвать мне уши, так что нельзя было перейти грань, к тому же в гостиной, куда он толкнул меня, не было ничего такого, что можно было бы успеть схватить, если только не отбежать или отпрыгнуть. Ещё и диван был разобран - здесь я особенно чётко представила картинку меня, пробивающую себе голову о его ножки. Чудесный вечер отца и дочери. Пару раз я сказала, что ему пора лечиться, когда он совсем перестал соображать я лишь с улыбкой восхитительного недоумения смотрела на него. Он произнёс реплику в стиле Тарасу Бульбы, потом что-то вроде: "Я могу убить тебя собственными руками, что ты можешь сделать против меня" и ещё парочку фраз из той же серии. Но в основмном - какая-то рычащая болтовня и угрозы причинить вред. Когда он отцепился, и я вновь посоветовала обратиться к специалисту он сказал вернуть ему деньги (оставил пять тысяч мне на расходы и двадцать пять - на оплату коммунальных услуг). И ещё сказал вернуть ему привезённые значок и магнитик. Что забавно, они у него и были, потому что нахрен они мне сдались у меня в комнате нет места для магнитов, да и нахрен они мне сдались. Но ешё забавнее, что вернуть ему привезённые футболки или камень (он всю жизнь привозит мне разные камни, породы и тому подобное). Я хотела отдать ему те двадцать пять тысяч, а последнюю пятёрку порвать, но подумала, что приступов бешенства, следы чего красными кляксами сидели у меня на руках мне для одного вечера хватит. Я взяла деньги, подошла, он протянул руку и я кинула бумажки на пол. Он пообещал "запомнить этот жест". Ага. Трижды ага. Я помню куда больше жестов.

Я, конечно, не расстроилась, но он смог меня удивить. Я даже спрятала ноутбук на всякий случай. Но после своей вспышки он скрылся в спальне и не показывается. Я думала, что же можно ему сделать, что не сможет послужить существенным скандалом (ну, не могло бы в нормальных обстоятельствах), и не придумала ничего лучше, как перевести его телефон на какой-нибудь язык. Хотела поставить что-то с иероглифами, но при приглянулся какой-то другой язык, в котором некоторые буквы совпадают с английскими, чтобы не сразу бросалось в глаза. Портить экипировку я не стала, потому что это стоит денег и он может додуматься "вычесть" это из моего имущества или бюджета, да и создаст проблемы, из-за которых он, возможно, не отойдёт от этого миленького припадка бешенства. Причинят ему физический вред - уголовно наказуемо, а если до этого не доходить, то в итоге вред получу я. Ещё можно демонстративно "отказаться от подарков", но...я не собираюсь демонстративно отказываться от ноутбука, телефона, наушников, камней, денег и так далее по списку, так что не буду давать повод лишний раз задумываться об этом. А эта неприятность с телефоном - не большая проблема, потому что он может им пользоваться для чего-то базового, но это будет каждый раз напоминать ему об этом, пока он не сумеет перевести язык, а я даже на русском не сразу это сделала, так что...удачи. Ещё мне хотелось уйти, когда он будет уезжать и в принципе у меня есть план, куда можно убрать необходимые вещи, чтобы он ничего с ними не сделал, но...кто знает, вдруг у него опять случится взрыв и я найду свой компьютер сломаным, книги, тетради, блокноту и Гретту порванными или ещё что. Лучше буду контролировать из-за закртой двери и не выйду "проводить".

Сегодня она приедет ко мне на две ночи, я рада, но не взволнована, но... За ночь она приснилась мне дважды. Один раз: в солнечный летний день мы с ней возвращались откуда-то ко мне домой и, смеясь, шли через "зону тишины" - заросшее местечко, часть бывшей деревни, где не очень кофортно в темноте, было нам лет по одиннадцать. Потом: наше время, наш возраст. Мешанина из знакомых на фестивале ВК (который однако в моём сне выглядел совершенно иначе и распологался на территории летнего лагеря), мои родственники на корабле в открытом море, и мы. На моём разобранном диване. Полуголые и неловкие. Она приподнялась, перелезая на меня и целуя. Из всех моих снов и даже реальной жизни это был самый неловкий поцелуй и настолько робкий - я в семь лет уже серьёзней целовалась. И она совсем не ощущалась Таней, ни той, которая была раньше, ни той, которая есть сейчас и уж точно не той, которая некогда жила в моих фантазиях. Она вернулась обратно, мы продолжили разговаривать, опять был солнецчный день, и в гостиной было очень приятно. Затем она вновь поцеловала меня, заняв прежнее положение, в этот раз уже более ощутимо, по крайней мере, с языком и сон закончился не так уж и скучно. А потом я резко проснулась с широко открытыми глазами и на несколько секунд забыла, как узнавать время по стрелкам на часах.

Сейча 6:43, она ушла секнду назад. Всё прошло. Мне никогда не было так тоскливо, у меня никогда прежде не возникало желания попросить её уйти, потому что я пбольше не могла выдерживать тишину, молчание и пустоту между нами. "Тебе пора идти", - эти слова на протяжении часа крутились в моей голове, но я была нема. Я устала говорить с человеком, который не хочет разговаривать. Я хотела бы выслушать её - не пару фраз, слов, а слушать и слушать - несколько часов подрял, про эти три года и остальные четырнадцать, про чувства, про мысли. Но она нема. И это лишь ещё одно разочарование. Я знаю, слова - самый лёгкий и доступный способ лгать, но если у человека даже и слов для вас нет... Пустота. И посреди этой глухой и напряжённой пустоты - россып осколков. Сердце сломали. Разбили. Потанцевали на нем. И каждый раз, отдавая предпочтения времяпрепровождению с кем-то, кто не я, она проходила по моему сердцу, дробя его всё больше и больше. Весной прошлого года остались лишь некрупные горошины, уже покрытые трещинками, но в этот раз своим молчанием она умудрилась растереть эти бедные жалкие бусинки в пыль. Я умерла внутри. Но с осени я буду жить. Жить по-другому.

Два дня назад, в день её приезда был дождь. Ранней ночью я отправилась в ларёк, но мне продали только сигареты, поэотму пришлось попросить Р. об услуге. Мы встретились в середине дня, я опаздывала, потому что решила идти пешком и придумывала отгороку или извинение, но, когда я приблизилась к месту встречи и Р. увидела меня, она, улыбаясь, поспешила мне навстречу. Мы быстро купили литр мартини, О,7 водки (литровых бутыок почему-то не нашлось), коробку дешёвого, но вкусного сладкого вина и две бутылка пива. Я надеялась, что мы сразу разойдёмся и больше никогда не увидимся, но это было бы некрасивым жестом, поэтому мы решили немного пройтись. У меня был зонт, но я не стала его раскрывать, пока она не попросила. Я зашла за кофе и ещё через полчаса расстались на остановке рядом с её домом. Разговор не клеился, но в Танином рюкзаке обнадёживающе позвякивали бутылки, так что часовая прогулка меня не расстроила. Я села на автобус с очень витьеватым маршрутом и наслаждалась музыкой, зашла за булочками со сливками и вернулась домой. Через два часа или около того, я пошла встречать её, мы мило встретились и отправились домой.

Следущие два дня мы постоянно курили, выпивали, смотрели вскую чепуху ("Утопия", "Two Beeps", 2я серия 2го сезона Чёрного Зеркала (моя любимая и, на мой взгляд, самая претензионная), Холодное сердце, Двух девиц на мели, много серий Хора, Летим со мной...) и даже сходили погулять ночью. Прогулка была очень приятной, я опять смогла взять её под руку, и мы неплохо разговаривали. Но в целом было скучно. Я к этому чувству привыкла, так что и не замечала, а вот она преиодически жаловалась. К вечеру следующего дня мы закончили выпивать (мартини осталось мне, как я и планировала, впрочем, осталось ещё и много водки) и мы пошли пить чай на балконе родителей, который выходит на пруд и не застеклён.

Сначала мы вообще не разговаривали, только изредка курили, ели грейфпрут и что-то ещё... Потом я спросила, какие у неё любимые воспоминания из школы. Она ответила, что ещё не соскучилась ни по кому и рано думать об этом, ведь летом мы и так не видимся с одноклассниками. Тогда я спросила, любит ли она семью.

Разговор пошёл. Мы долго обсуждали семьи, наши отношения с ними и разочарованности, что нас малому научили и не настаивали на развитии личностей. Я рассказала о том, что мои чувства отмирают: любовь к любям испаряется, уходит. Так мы проговорили пару часов. Потом я отвернулась, мне было очень грустно. Она спросила, о чём я думаю, я посмотрела на неё и ответила: "О том, почему мы перестали общаться".

Не знаю, как именно она поняла эту фразу, но я вкладывала в неё два смысла - последние три года и два дня, в которые мы не могли придумать, чем заняться и просто ничего не делали. Ведь раньше такого не было, а мы проводили и болше времени вместе. Она отвела взгляд, посмотрела на ночную улицу и пруд, и сказала: "Я потерялась". "Обсудим?", - я. Тогда она в миллиардный повторила, что это "целиком и полностью её вина", её увлекли танцы (у меня вновь мелькнула мысль о том, как я их ненавижу) и люди, которые казались "хорошими...не друзьями, это слишком громкое для них слово...хорошими людьми", но это оказалось ошибкой, и в это время она отталкивала и забыла единственного человека, который "всегда будет" и всегда был, "то есть ты" - уточнила она. Я слушала всё это, и не верила не единому слову. Точнее, поверить можно, но принять, приянть, что она то ли не замечала этого, то ли ей было настолько плевать, что где-то на задворках сознания помня, что это я - самая близкая и верная, никогда обо мне не вспоминать, выкинуть из головы. Я даже смотреть на неё не могла, внутри было пусто, но пустота была какой-то уютной и тёплой. Когда я смогла пересились себя и обратиться к ней вновь я сказала: "Может, расскажешь? Как прошли последние три года? С кем ты общалась, у тебя ведь столько новых людей в жизни, как проводила время?". Она промямлила пару-тройку фраз, не ответив по-настоящему ни на один вопрос. Именно этого я и ждала. Ничего не изменилось, она по-прежнему не собиралась даже посвящать меня в основные подробности "той" жизни. Больше я не хотела ничего спрашивать. Вскоре мы вернулись внутрь, но говорить мне с ней было больше не о чем. Я сделала нам чай, и мы час сидели в тишине. Мы преглядывались и наконец она смогла что-то сказать. Лучше бы не говорила вовсе. Выпучив глаза и даже позволив себе чуть улыбнуться, она сказала: "Ну что я должна сказать?". Ничего ты мне не должна. Эту пустоту уже не тебе заполнять. Это было отвратительно: человек, который должне быть самым близким, который вроде как любит тебя и которого ты любишь преданно и надёжно всю жизнь не знает, что сказать тебе, разбирая твоё сердце по кусочкам в течении нескольких лет к ряду. Словами здесь ничего не исправишь, но если нет даже и слов... Остаётся только угнетающая тишина. А потом встаёшь как ни в чём не бывало, убираешь чашки, печенье и орехи и идёшь с ней обратно к компьютеру. Прошло всего лишь пять часов с тех пор, как вы оттуда ушли, и ниего не изменилось, вы просто очередной раз убедились в том, во что когда-то боялись поверить. Так давно, что и страха-то не осталось.

Мне было тяжело дышать рядом с ней, мне никогда в жизни не было так грустно. Не было ни слёз, ни злости, ни истерек, ничего - просто тотальная всепоглящающая грусть и желание попросить её уйти. Но куда её отправишь, если на часах начало шестого и ей и так через два часа уходить, чтобы успеть на утреннюю электричку, ведь её маме плохо, и она должна проведать её. И мы сели обратно к ноутбуку. Я ничего не хотела, просто смотрела в сторону и даже не пыталась приворяться, что всё в порядке. У неё был виноватый и неловкий вид. Что ж, по крайней мере, не такой жалкий, как у меня. Тогда она принялась что-то вбивать в поисковике, я перевела взгляд - Two Beeps. Да, я ведь ей говориала, что они всегда поднимают мне настроение и спасают от тяжёлых мыслей, стресса и прочих неприятностей. Что ж, это был милый, но ничтожный шажок. Да, их видео оживили меня, я даже сама принялась выискивать что-то и показывать. Что я ещё могла сделать. Было видно, что и самой ей хочется уйти поскорее, поэтому, не дожидаясь семи, не завтракая и даже не попив чая или хотя бы воды, она ушла.

Я проводила её до двери и дождалась приезда лифта, она улыбнулась, и мы помахали друг другу на прощание.

И я вспомнила ещё кое-что, произнесённое на балконе. Где-то ещё до моих вопросов я сказала, что, как мне кажется, мы бы не общались, если бы прошлым августом я не приехала. Она возразила:

Нет!

Да.

Нет!