За закрытыми ставнями
Шрифт:
— Какой брат, когда именно был?
— Когда был остатний раз, точно не припомню. Дни два, може три тому назад.
— Кто он такой, не слышал?
— Хрестиянин. Иван сказывал, на уборку хлебов, значит, на юг пробирается.
— Еще что не можешь ли припомнить?
— Быть нет, ваше благородие.
— Можешь идти.
Беспалый, униженно кланяясь, попятился к дверям, но лишь только последние скрыли его от грозных взглядов следователя, прежний апломб возвратился, он даже позволил себе многозначительно кашлянуть, как бы давая понять, что он
В это время на веранде появился изящный господин лет около пятидесяти, чисто выбритый, с острым проницательным взглядом, поблескивающим из–под тяжелых полуопущенных век.
Пристав засуетился, узнав в посетителе знаменитого московского адвоката Плевина.
— Следователь ожидает вас, г. Плевин, — сказал он, вежливо отстраняясь от дверей, чтобы пропустить прибывшего.
Зорин, вставший ему навстречу, поклонился с предупредительной любезностью и, указав Плевину кресло напротив, ожидал, пока адвокату заблагорассудится последовать приглашению.
— Простите, прежде всего, что я позволил себе побеспокоить вас, — извинился следователь.
— Готов служить вам, чем могу, — несколько официальным тоном ответил адвокат. — Не думаю, однако, что помощь
моя окажется для вас существенной.
— Это весьма печально, — признался Зорин. — Я на эту помощь рассчитывал, так как знаю, что вы близкий знакомый Ромовых…
— Так что ж из этого? — перебил удивленно адвокат.
— Не было ли у него врагов?
— У каждого из нас они есть, иногда без нашего даже ведома. Возможно, что они были и у Ромова, только о них мне ничего не известно.
— Кто наследует его имущество, г. Плевин?
— Вы положительно летите с быстротой экспресса, — усмехнулся адвокат. — Третий по порядку вопрос уже о наследниках. Вы не думаете, что здесь просто–напросто грабеж, сопровождающийся убийством, — обыкновенное явление для наших подмосковных местностей?
— Грабеж, правда, имеет здесь место, — согласился Зорин, — но… есть, знаете, кое–что, коллега, что говорит против того допущения, что это был типический грабеж.
Веселый огонек блеснул из–под тяжелых век. Привыкши недоверчиво относиться к следственным властям, адвокат еле сдержал улыбку,
— Правда? — спросил он, хорошо маскируя недоверие, с которым отнесся к заявлению следователя.
— Увы, да, — возразил серьезно Зорин, не уловив настоящего оттенка вопроса. — Поэтому–то я и спросил вас о наследниках.
— Прямых, кажется, нет, по крайней мере с его стороны, а с ее… — адвокат задумался.
Зорин застыл в вопросительной позе…
— Есть, кажется, бедный родственник, не то родственница, некая Брандт. Покойная ведь урожденная Брандт?
— Нет, она урожденная Свирская. Я сомневаюсь, чтобы наследство каким–либо образом могло перейти к ее мачехе Свирской, а тем более к ее сводному брату Брандту.
— Вот
— Оставьте саму мысль об этом. Такой симпатичный, умный и, по словам его сестры, даже даровитый человек. Не везет только ему, бедняге, никак не может устроиться.
Следователь спросил адрес Брандта и, получив его, поспешно записал в книжку.
— Бедный родственник, вы говорите, который не может устроиться? Что это за тип вообще, г. Плевин?
— Я не вполне понимаю ваш вопрос, г. следователь, — слегка прищурился адвокат.
— Я хотел бы знать, какой у него характер, наклонности?..
Плевин рассмеялся с оскорбительной откровенностью.
— Не думаете же вы, что Брандт имеет что–нибудь общего со вчерашним происшествием? Повторяю, оставьте саму мысль об этом, дорогой коллега, — в приливе надменной веселости, адвокат в первый раз употребил это обращение к следователю.
— Быть может, вы знаете, часто ли он бывал у Ромовых?
— Нет, его не особенно жаловал покойный.
— Почему?
— Все мы чем–нибудь грешны; покойный до смешного страдал нелюбовью к бедным родственникам жены и преклонялся перед чужим богатством, чинами, титулами…
— А его жена?
— Она выросла с Брандтом, любила его очень, — как и свою мачеху, и еще на днях взяла с меня слово, что я помогу ему устроиться в одной из редакций; он что–то такое написал.
— Давно ли вы видели Ромовых?
— Да кажется, он вчера вечером шел к ним.
— Не знаете ли вы, имели ли Ромовы привычку держать в доме более значительные суммы денег?
— Нет, не знаю.
— А много ли у них было в доме драгоценных вещей?
— Здесь на даче обращали на себя внимание только ее очень ценные серьги и его перстень.
— Это преступление было обнаружено вашими детьми, — нельзя ли их повидать?
— Нет. Малыша, безусловно, нельзя беспокоить — ждем доктора, он совершенно не приходит в себя, да и Коля нуждается в спокойствии, он очень потрясен этим событием, бессвязно говорит о трупе, о сломанных розах и о каком–то лоскутке на них.
— Лоскуток на розах? — вскочил взволнованный следователь. — Одну минуточку, уважаемый коллега.
Он быстро подошел к двери и отдал распоряжение произвести тщательный осмотр розовых кустов.
— Я, пожалуй, не буду отнимать долее вашего драгоценного времени, глубокоуважаемый коллега, — обратился он к адвокату, возвратившись. — Примите мою благодарность и сочувствие по поводу болезни вашего сына.
Адвокат попрощался несколько теплее и вышел, встретившись в дверях с приставом, спешившим с отчетом, что самый тщательный осмотр не обнаружил ни признака какой–либо материи на розовых кустах.
Следователь встал, распорядился собрать бумаги и вышел.
В соседней комнате дворник тихо разговаривал с городовым. Следователь, не обратив на него внимания, прошел далее, но едва он скрылся за поворотом, как до его слуха долетел самодовольный голос дворника, вновь начавшего прерванный приходом Зорина рассказ.