За зеркалами

Орлова Вероника

– Никак, - на этот раз я пожала плечами, - Просто поверить...или позволить мне уехать, но тогда мы оба окажемся с половиной инструмента, которым не сможем воспользоваться полноценно.

– Что мешает мне оставить тебя здесь? В катакомбах?

– То, что ты пока этого не хочешь. Ты можешь быть каким угодно самоуверенным и наглым ублюдком, Дарк, но сейчас ты не поставишь свои интересы выше жизни детей.

– Ты меряешь меня по своей мерке, Ева. Смотри, не соверши ошибку.

– Значит, хоть в чём-то

мы похожи. Что ещё ты узнал, Натан? Где ты пропадал?

– Ангел. Он называл их ангелами.

– Жертв.

– Да. Он не любил произносить их имена. Каждого - Ангелом. И еще...он рисовал на них слёзы.

Пульс срывается с ровного ритма, ладонь взметнулась к горлу, чтобы обхватить, чтобы не позволить бешено забившемуся сердцу выскочить. Удержать, смыкая собственные пальцы вокруг шеи, чтобы не пропустить ни одного его слова.

– Они рассказывали ему о своей жизни. Он задавал вопросы об их поступках, об отношениях с друзьями, с воспитателями. Один мальчик...Бобби...

– Доусон.

– Да, он рассказал своей единокровной сестре, что мужчине нравилось, когда он плакал, вспоминая родителей и их жестокое обращение. И он...он не делал ничего предосудительного. Вытирал слёзы, угощал фруктами или конфетами, дарил маленькие сувениры. Боб говорил, что мужчина обещал ему дом. А после Боба усыновили, а сестру нет, и она потеряла связь с ним. Пару раз он сбегал в катакомбы, чтобы передать для неё письма. Так они общались с братом. Пока однажды он не написал, что его знакомый однажды разозлился, когда Бобби не смог плакать. Он рассказал ей, что тот насильно схватил его за лицо и нарисовал слёзы чернилами. Потом, словно заворожённый, проводил по ним большим пальцем, размазывая их по лицу, а после отпустил. Ребёнок тогда отхватил ещё от приёмного отца и за побег, и за грязное лицо. Но ему, конечно, ничего не рассказал. После этого случая Бобби перестал ей писать. Насовсем.

– Похоже на исповедь?

Натан медленно выдохнул и перевёл взгляд на окно. Ночь плавно и величественно вступала в свои права, опускаясь лёгким пологом на крыши домов и верхушки деревьев.

– Священник? Доктор? Учитель? Я пытаюсь все эти дни понять, кто бы мог это быть. Кому должны приносить удовольствие слёзы ребёнка.

– Раскаяние. Ему нравится видеть раскаяние на их лице.

– Или боль. Будто он спасает их от какой-то злой участи.

– Больной ублюдок.

И Дарк вдруг неожиданно усмехнулся.

– Но мы ведь не знаем на самом деле, а вдруг он действительно помогал им?

Замолчала, не сразу обратив внимание на то, что снова в руках кручу маленькую чашечку с безнадёжно остывшим кофе.

– Его имя? Может быть внешность? Возраст?

– Я не знаю, что он делал с этими детьми, но никто из них ничего подобного не рассказывал. Они называли его своим другом.

И всё. Они верили ему так, будто он олицетворял собой добро.

– Или то, чем он занимается.

– Именно.

Дарк встал со своего кресла и несколько раз прошёлся по комнате, что-то обдумывая. После резко остановился, молча глядя на меня и давая мне слово.

– Мы исследовали все пожертвования в адрес приютов, из которых были эти дети. Все их прошения в муниципалитеты, всю адресную помощь самим детдомам и непосредственно воспитанникам. У меня не сходится...его территория охоты становится слишком обширной. Убийства происходят у нас уже усыновлённых детей, а первые контакты с ними - в столице?

– Не только там, лишь часть из них. Да и вам ли не знать, что мы не настолько далеко от неё находимся? И ещё...я думаю, что он ищет жертв не тут, а именно в приютах. Я предполагаю, что он...

– Он высматривает их ещё в детдоме, а после срывается, после того, как понимает, что детей увели из-под носа?

– Возможно. Я не знаю.

– А что, если он намеренно не убивает тех, пока они ещё в приюте? Ты же сам сказал...

– Я не говорил этого.

– Ладно, неважно, - я вскочила со стула и направилась к выходу, - мне пора домой.

– Черта с два ты отсюда уедешь одна. Я вызову для тебя машину.

Дарк шагнул ко мне, глядя напряжённо.

– Вызовешь машину? Эта одежда, этот дом...чем ты расплачиваешься за все это, - обвела рукой комнату, - Натан? Откуда деньги у мужчины, который не работает.

– Как ты их называла? Подданные? Да, мои подданные приносят мне деньги.

– Ложь. Им не заработать на этот дорогой виски и явно недешёвый кофе, на твой парфюм...я знаю, сколько он стоит. Я дарила такой своему, - сказала и осеклась на долю секунды, тут же испытав раздражение. Почему я не хочу говорить ему о Россе? Почему это кажется...неправильным?

– Кому?
– спросил мягко, обманчиво мягко, скорее, вкрадчиво, как-то хищно, по-звериному что ли приблизившись и нависнув надо мной. А я удивлённо посмотрела на то, как он поджал губы, не скрывая в темноте своего взгляда ту самую ночь, на чёрном покрывале которой вновь заплясали бесы.

– Кристофер Дэй.

Выпалила...и замерла, когда Дарк вдруг резко отшатнулся, отступил, нахмурившись. Демоны в глазах больше не пляшут. Это наваждение...это проклятое колдовство, но я словно вижу, как замер каждый из сотни, как затаился словно перед прыжком в атаку.

– Что?

– Кристофер Дэй. Меценат. Именно он помогал приютам, из которых были жертвы. Всем приютам.

Шагнула назад, воспользовавшись его заминкой. Почему-то показалось, что Дарку это имя знакомо. Впрочем, я предполагала подобное, ведь оба тем или иным образом были связаны с детдомами.