За живой и мертвой водой
Шрифт:
— Роль Лоуренса, полагаю, сильно преувеличена, — спокойно возразил Хауссер, хотя сам в душе восхищался выдающимся английским разведчиком и даже в какой–то мере считал его своим учителем. — В том, что о нем написано, больше легенд, нежели фактов. Несомненно только одно, что это был умный, ловкий и удачливый человек.
— Я говорю не о человеке, а о методе, подходе. Вы знаете такую русскую пословицу — загребать жар чужими руками. Англичане умеют это делать. У нас также были возможности, но мы не сумели, не захотели ими воспользоваться. Я пытался, делал все, что мог…
Оберлендер тревожно дернул плечом, точно хотел оглянуться и удостовериться,
— Не боюсь… Вам, должно быть, известно, что перед началом похода на Россию я добился приема… Мне помог золотой значок старого нациста. Фюрер помнит, с кем он начинал. Он меня принял, начал читать мой проект. Что я предлагал? Создание нескольких марионеточных государств, правительств на восточной территории, какую нам предстояло захватить. В частности, речь шла об Украине. Вы ведь знаете, у нас были хорошо налажены отношения с вожаками украинских националистов вплоть до того, что некоторые из них оказались нашими платными агентами. Получив иллюзорную государственную самостоятельность или хотя бы обещание, что такова будет им дана в будущем, они бы смогли увлечь за собой определенную часть населения, особенно здесь, на Западной Украине Возник бы аппарат самоуправления под нашим контролем — полиция, армия, в размерах, достаточных для выкачивания продовольствия и борьбы с советскими партизанами. Наиболее боеспособные и надежные части украинской армии можно было бы использовать на фронте. Думаю, что они сражались бы не хуже румын и итальянцев… А после того, как русские были бы окончательно побеждены, руки у нас оказались бы свободными, и мы без труда навели бы порядок: разоружили украинскую армию, разогнали людишек, возомнивших себя государственными деятелями. С мифом о самостийной Украине было бы покончено раз и навсегда.
Оберлендер сделал паузу, скорбно покачал головой:
— Знаете, что он мне сказал? Он не дочитал даже до половины, вернул мне проект… Сказал: «Вы ничего не понимаете в этом деле. Запомните: Украина — наша Африка, украинцы — наши негры!» Но это были не его слова, эту мысль ему внушил толстяк. Теперь во Львове спешно формируют украинскую дивизию СС «Галичина». Предполагается, что она будет героически сражаться за Германию. Наивно. Пустая затея. Эти солдаты разбегутся, как только их бросят в бой. Украинцы будут хорошо воевать, если их сумеют убедить, что они воюют не за Германию, а за Украину.
Хауссер молча, с равнодушным выражением на лице слушал коллегу. Он не удивлялся: то, о чем говорил Оберлендер, не было для него откровением. Он мыслил примерно так же. Разница заключалась в том, что проект Оберлендера сочли негодным, а идеи Хауссера нашли поддержку и реализуются. Однако сделано это с роковым опозданием… Очевидно, Оберлендер что–то пронюхал, желает получить информацию из первых рук и для этого завел разговор о Лоуренсе. Нет, советник Хауссер не так прост, чтобы клюнуть. Он не собирается разглашать государственные секреты даже людям, внушающим доверие. Впрочем., одну еретическую мысль он может высказать. И то только для того, чтобы подразнить опального специалиста по России.
— Я вот о чем думаю, Теодор, — сказал советник так, точно мысль эта пришла ему в голову не давно, а только что. — Не кажется ли вам, что мы допустили грубую ошибку уже в самом названии страны, государства, которое собирались завоевать?
— В названии? — опешил Оберлендер.
— Да, в самом названии, — подтвердил Хауссер. — Мы говорили и продолжаем говорить: Россия, русские, иногда — большевики, коммунисты, комиссары.
— А следовало бы?
— Следовало бы — Советский Союз, советские люди, советское мировоззрение.
— По–вашему, это что–то меняет?
— Многое… Подход, оценки.
Оберлендер наконец понял, куда клонит советник, хмыкнул, капризно скривил губы.
— Вы имеете в виду многонациональное государство нового типа, внутреннюю сплоченность, дружбу народов, с таким усердием пропагандируемую большевиками?.. Ну что ж! Мы, конечно, ошиблись, полагая, что Россия похожа на Австро–Венгрию и достаточно будет сильного удара, чтобы этот склеенный из разнородных кусков колосс рассыпался на составные части. Признаюсь, для меня это загадка, я до сих пор не понимаю, почему этого не произошло. Впрочем, историки долго будут разгадывать те сюрпризы–загадки, которые преподнесли нам русские.
— Вы говорите о советских людях? — ехидно спросил Хауссер.
— Пусть будет — советские, если вам больше нравится такое определение, — вспыхнул Оберлендер. — Только я не верю в эту чертову дружбу народов! Что бы мне ни говорили, это противоестественно. Советских людей нет в природе, есть русские, украинцы, грузины, армяне, казахи и прочие полудикие народы. Большевикам удалось одурачить своей пропагандой тупые, невежественные массы. У них было время. Четверть века они вдалбливали свои идеи в головы так называемых трудящихся.
— Но ведь вы сами себе противоречите, опровергаете себя: утверждаете, что советских людей нет и тут же признаете, что большевистская пропаганда оказалась успешной, — возразил советник, радуясь, что разговор принимает отвлеченный, чисто теоретический характер. — Кстати, как мы с вами неоднократно могли убедиться, не только рабочие и колхозники, но и хорошо образованные советские интеллигенты, независимо от национальной принадлежности, являются особенно горячими приверженцами идей интернационализма.
— Ослепленные ненавистью фанатики.
— С таким же успехом они могут сказать это о нас.
— Вы считаете, что марксистская идеология оказалась более жизненной и привлекательной, нежели наша, национал–социалистическая? — насторожился Оберлендер.
Хауссер рассмеялся. Нет, он не заподозрил гостя в том, что тот устраивает ему ловушку. Но все же это было похоже на ловушку. Он бы мог иронически возразить Оберлендеру: «Неужели следовало надеяться, что те, кого уничтожили немцы и собирались уничтожить, будут в восторге от того, что фюрер объявил их представителями низшей расы?» Но он сказал другое:
— Если бы я так считал, то не вступил бы в нашу партию. Я такой же преданный и убежденный нацист, как и вы. Можете не сомневаться, Теодор.
Советник выпил вино и начал закусывать бисквитом.
— Ну, вы меня неправильно поняли, — надулся Оберлендер. — Мы все–таки не простые исполнители, а специалисты, мы рассуждаем, взвешиваем. Сейчас мне редко предоставляется возможность говорить так откровенно, без опасений, что тебя заподозрят бог знает в чем. Но знаете, господин советник, я все же остаюсь при своем мнении — главная наша ошибка состоит в том, что мы не сумели поссорить между собой народы России. Разделить, расчленить, натравить их друг на друга, вот что надо было сделать. Представим на минутку, что мой проект был бы одобрен фюрером. Еще бы до начала войны, до того, как наши войска вторглись на Украину, захватили Белоруссию, Литву, Латвию, мы занялись бы комплектованием правительств для…