Заарин

Мартьянов Андрей Леонидович

По этой причине «японка» Беликова подъехала к хандабайскому лицею только в начале шестого. Марина Младич давно дремала за рулем своей иномарки на пустой стоянке возле лицея.

— Может быть, все-таки увезем Вереникина ко мне в лабораторию или, Юра, к вам в отдел? — уже не в первый раз предложил Есько, выходя из салона.

— Нет, — отрезал Кронштейн, — обряд лучше проводить в месте воплощения духа или неподалеку от него. В идеале нам бы стоило привести вашего учителя в котлован, где покоились кости, но там, наверно, до сих пор стоит дождевая вода… Так что решено, проводим обряд на квартире учителя.

Спорить никто больше не стал, и скоро вместе с Младич, сжимающей в руках бутылку со святой водой, они подошли к дверям квартиры.

Беликов вдруг спросил:

— Виктор Самуилович, мне рассказали историю вашей жизни. Меня один вопрос мучает… Пока не началось, можно?

— Спрашивай.

— В девяносто девятом вы куда деньги дели, которые получили от продажи имущества? В землю зарыли?

— Что за бред? — Бывший миллионер усмехнулся. — Я перевел вырученные средства на счета всех до единого детских приютов России и Украины. У меня мама родом из Винницы…

— Ясно.

Беликов хотел постучать в квартиру, но Кронштейн тронул его за плечо:

— Погоди, капитан.

Жестом призвав остальных к молчанию, он прижался ухом к двери и минуту прислушивался. Затем, вероятно удовлетворенный тем, что услышал, повернулся и, увидев сосредоточенные, напряженные лица, не понижая голоса, пропел:

— Капитан, капитан, улыбнитесь, ведь улыбка это флаг корабля…

На второй строке песенки Кронштейн легонько толкнул дверь, и она с негромким скрипом отворилась.

— Впрочем, это не про тебя, капитан, — продолжал ерничать бывший иеромонах, — про тебя другая песня: «Ну, а если кое-кто у нас порой мирно жить не хочет…» — Расхохотавшись, Кронштейн повел рукой: — Прошу, господа экзекуторы, нас уже заждались!

— Откуда вы узнали, что дверь не заперта? — спросил Есько.

Кронштейн пожал плечами:

— Почувствовал… Идемте же! — и первым вошел в квартиру.

Тот, кто выглядел как бывший учитель, скрестив ноги, восседал посередине комнаты на расстеленном коврике с оленями. Он курил трубку с длинным мундштуком и, не мигая, смотрел на вошедших. Он еще не решил, как с ними поступить. Вызвать Бара? Сибирский Тигр растерзает их в два счета, и стены окрасятся кровью… Или, может, извлечь скромных размеров шаровую молнию из электрической розетки? Хватит, чтобы дотла испепелить квартиру и всех, кто в ней находится…

Что-то шевельнулось в самой глубине сознания. При жизни, точнее, последние пятьсот-шестьсот лет он даже мысли не допускал об убийстве человека… Не так, ЧЕЛОВЕКА!

Пусть все идет так, как должно. Они не в состоянии нарушить его планы, так пусть живут. Довольно бессмысленных смертей! Ни эти люди, ни их предки ни в чем не виноваты перед ним.

— Доброе утро, — начал Есько. — Вы — Валентин Петрович Вереникин?

Тот, кто выглядел как Вереникин, молчал. Улыбался и молчал, пристально глядя в глаза «аномальщика».

«Нет, не этот», — решил он наконец.

— Степан Юрьевич, — вмешался Беликов, — вы, вероятно, забыли, что этот человек болен моторной афазией и говорить не может.

Тот, о ком шла речь, теперь смотрел в глаза следователя.

«И не он».

— Но кивнуть-то он в состоянии, — возмутился Есько. — Сидит, как истукан!

— Тихо! — провозгласил Кронштейн, — С этого момента и до того, как мы выйдем из этой комнаты… если еще выйдем…

Экзорцист посмотрел в глаза бывшего учителя, а тот в его.

«Уж точно не он, — подумал бесноватый, — этот попросту опасен…»

— Если выйдем, — повторил Кронштейн и продолжил уверенно: — Так вот, вы будете молчать и заговорите лишь в том случае, если я вас об этом попрошу!

Он взглянул на Младич, переминающуюся на пороге с бутылкой в руках.

— А вас, мадемуазель, я вообще попрошу покинуть помещение.

Тот, кто выглядел как учитель, перевел взгляд на юную сотрудницу.

«Вот она — то, что нужно!»

Он нашел. Впрочем, он всегда находил то, что искал, как при жизни, так и после нее.

— Марина, Виктор Самуилович прав, оставаться здесь опасно, и вам лучше уйти, — сказал Есько.

— Святую воду кому? — Девушка протянула бутылку, Кронштейн ее взял.

— Спасибо.

— Ждите в машине, — продолжил Есько, — и еще одно, Мариночка, позвоните Федору Барлукову. Пусть он тоже подъедет и ждет вместе с вами.

— Хорошо, Степан Юрьевич. — Младич вышла из квартиры.

Экзорцист прошел на кухню, где наполнил две одинаковые чашки, одну водой из-под крана, в другую плеснул святой воды.

— Зачем вы это делаете? — спросил вошедший следом Беликов.

— Сейчас увидишь.

Кронштейн вернулся в комнату и поставил обе чашки на пол перед бывшим учителем, затем вынул у него изо рта дымящуюся трубку.

— Курить вредно, земляк. Или у вас в аду чем хуже, тем лучше?

— Он там не был, — вмешался Есько.

— А где он, по-твоему, был, на курорте в Сочи? — усмехнулся экзорцист, но тут же и добавил строго: — Степа, я просил молчать.

— Извините…

— Испей, земеля, водицы, — дружелюбно обратился бывший иеромонах к экс-учителю. — Какую хошь чашку бери, да не боись, не отрава!

Мужчина посмотрел сначала на собеседника, потом на чашки. Уверенно взял ту, в которой была налита вода из-под крана, и, сделав глоток, поставил на пол.