Забава для мажора
Шрифт:
Когда вчера рассказывала Маше, поняла, что во мне нет обиды. Как ни странно, но нет. И даже непонимания нет. Есть… разочарование. Я долго искала это слово, и сегодня утром нашла.
Дожидаюсь сигнала к пробуждению и вместе со всеми встаю. Везет, и в душ мы с Машкой оказываемся в очереди первыми. Сейчас у меня нет необходимости мыть голову на ночь. Подружка, как могла, подровняла мне все обрезанные пряди. Теперь мою голову украшает прическа «почти под мальчика». И волосы стали намного темнее: у одной из девочек осталась краска, которой я воспользовалась.
Жаль, что светлые корни отрастают, а новой возможности подкрасить волосы нет. Делаю себе пометку спросить название краски и цвет: собираюсь зайти и купить коробочку.
После быстрого завтрака идем с другом собираться. Воспитательница дала нам расписание электричек и стоит поторопиться, чтобы не ждать еще час. Благо, станция всего в двух остановках от нас, а через небольшой лесок можно прекрасно срезать.
Заботливый друг натягивает на меня свой шарф, потому что у меня нет. И тянет за руку, не давая в пятый или шестой раз обняться с Машей. С недавних пор расставания даже на день даются мне бесконечно тяжело.
— Главное, не переживай. Слышишь? Ты совсем замкнулась.
— Нервничаю. Понятно же, что ничего нового не увижу. А все равно нервничаю.
— Азик, ты прости, что скажу, но чудес не бывает. Не в этом случае.
— Я знаю, Дём. Знаю.
И почему — то мне кажется, что говорит он не про дедушку…
В этом году зима не торопится и не радует нас снегом. Небо висит тяжелой серой тучей. Такое ощущение, что еще пара секунд, и оно упадет на голову. Даже облака не плывут. Раньше хоть они разбавляли свинцовую темноту.
До станции, где кладбище, добираемся быстро: оно на самом деле расположено недалеко от приюта. А вот до самого пункта назначения приходится топать. Я переживаю, что не купила нигде цветов, но друг успокаивает меня тем, что обычно около входа бабушки продают букетики. Только это ведь не город и здесь бабушек может не быть.
У прохожего спрашиваю дорогу к магазину. Может быть, не цветов, так хоть печенья принесу. Бабуля бы отругала меня бестолковую, что я заранее не позаботилась. Поругала бы и была бы права. Да вот только…
— Аза, возьми уже себя в руки. Ты то бледнеешь, то трясешься.
— Я пытаюсь. Честно пытаюсь.
У меня не получается и Дёма помогает, как может. Хватает под руку и ускоряет шаг. Рассказывает забавные истории из прошлого. Я расслабляюсь и начинаю смеяться. Так добираемся до ближайшего магазина, и мне везет. Я покупаю три ярких букетика цветов и конфетки. А еще маленькую бутылочку воды по совету Демьяна.
Настроение повышается, и обратная дорога к перекрестку уже кажется веселее. Теперь уже я болтаю, вспоминая свои детские проделки и свою первую школу. Вспоминаю даже свои поездки на раскопки с папой и дедушкой.
— Интересная профессия, скажи?
— Очень. Столько нового можно узнать, изучая старые вещи. По песчинкам воссоздать прошлое… это невероятная работа. Но тяжелая, конечно.
Благодаря
Некоторое время стою, смаргивая набежавшие слёзы. Два памятника и деревянный крест посередине. Дедушка всегда хотел быть рядом с любимой женой и сыном. Папа не был для него родным по крови, но душой он был для них всем. И они для него. Своих родителей папа лишился рано. Знаю, что была тетка, но связь с ней он не поддерживал.
— Привет, родные мои, — шепчу, шагая в низкую оградку.
Провожу пальцами по фотографиям. Кажется, есть осенью какой — то день, после которого нельзя трогать ничего на могилах. Я не помню числа, на всякий случай решаю оставить всё, как есть.
Беру букетики и втыкаю в сырую землю. Разворачиваю и раскладываю конфеты. По две папе и бабуле и побольше деду: он единственный, кто из нашей семьи очень любит сладенькое. Любил… надо привыкать теперь думать о нём так…
— Поговори с ними, тебе станет легче. Я подожду.
Сзади слышу голос Демьяна. Он отходит назад. Недалеко стоит столик со скамеечкой, и друг устраивается на ней.
Ноги плохо держат. Я приседаю на корточки и прикасаюсь ладонями к маленькому холмику. Разговариваю с дедулей. Я уже свыклась с отсутствием папы и бабушки, но деда… деда мне не хватает. Стараюсь не плакать, чтобы не расстраивать его. Он всегда огорчался и держался за сердце, когда я грустила или болела. Мой родной человек, который всегда был рядом.
Как бы я не крепилась, голос начинает срываться, а слезы катятся по щекам. В какой — то момент понимаю, что срываюсь в истерику. Я долго всё держала в себе и это «всё» искало выход. И нашло. Холодные фотографии послужили своеобразным триггером для всплеска эмоций. Вскакиваю, сжимая и разжимая кулаки. Перед глазами плывут разноцветные круги, а воздуха не хватает. Зажимаю ладошкой рот, не обращая внимания, что на ней осталась земля, выскакиваю за ограду.
Мне сейчас так плохо, что я ищу спасения у друга. Высокая фигура возвышается в нескольких шагах от меня. Бегу к нему, бросаясь в спасительные объятия.
40.
Артём.
Давлю на газ, как ненормальный. Одергиваю себя, что так нельзя и что безопасность превыше всего. Но самовнушения хватает на пару минут.
В очередной раз, когда пережидал приступ боли, ко мне подошла высокая девчонка с ярким боевым раскрасом. За минуты нахождения в доме, я видел несколько таких.
— Ты Азика ищешь?
Не могу привыкнуть к этому прозвищу моей малышки. Поэтому киваю с задержкой.
— Я Маша, — девчонка протягивает худую ладонь. Аккуратно пожимаю, не очень понимая, для чего она подошла. — Подруга Азы. А ты Артём, верно?