Забавное приключение
Шрифт:
— Придётся пешком. В Хрусках возьмём лошадей…
— Никуда не пойду! — крикнула из-под пледа Зойка. Шофёр предложил добежать до деревни и пригнать телегу. Карасёв подумал.
— Постой… Какого чёрта нам на дожде! Там еловый лес на горе? а здесь мы останавливались недавно…
— Так точно-с, — сказал шофёр. — Пили из речки.
Теперь было ясно. Если подняться к лесу, с дороги видна сторожка, где останавливались у Никиты, на облаве.
— Останешься при машине, — сказал Карасёв шофёру, — а мы дойдём до сторожки и возьмём лошадей. А за машиной
Пока стояли, начинали сгущаться сумерки. Чёрный лес на бугре едва маячил. Даже кустики на болоте затягивало мутью.
— Вылезай, — сказал. — Там обсохнем.
Зойка покорно вылезла из машины, теперь похожей на ласточкино гнездо, — так заляпало её грязью, — и отряхнулась, как выкупавшаяся индюшка. Шофёр конфузливо отвернулся. Карасёв только уныло покосился на её мокрую зелёную юбку, общёлкнувшую ноги. В другое бы время он пошлёпал её играючи, но тут только поморщился и помурлыкал.
— Дёрнул же чёрт меня… — ласково начал он, беря под руку, но она вырвала руку и толкнула. Он пожал плечами и крикнул:
— Да погоди… взять же надо!..
Вытащил чемодан и компактный завтрак — теперь он был очень кстати — и побежал догонять Зойку. Приостановился и послушал — может быть, едут? Не было ничего слышно, — только шуршал по болоту дождик.
— Вот проклятая сторона… как передохли!
Путаясь в долгополой непромокайке, давно промокшей, догнал он наконец Зойку. Она попрыгивала, как болотная курочка, бежала на каблучках, не разбирая луж, вывёртывая тонкие ноги в захлёстывавшей, такой недавно чудесной и вольной, юбке.
— Ничего, дудуська… — одобрительно замурлыкал он, — сейчас у Никиты обсушимся, возьмём лошадей — и айда! А уж у меня досохнем. Там и каминчик есть… А чертовски хочется жрать!
— Ужасно, — примирительно сказала она. — Даже кофе не успела выпить… Сандуков ещё этот… Послушай, как они жвакают… Теперь всё испорчено…
— Да уж собьёмся как-нибудь, справим… — в тон ей плаксиво сказал Карасёв. — Ах, хитрая ты какая! Сейчас коньячку хватим, омарчиками подзакусим… — продолжал он смачно, поглядывая на баульчик. — А эту калошу к чёрту!.. Скоро настоящий салон придёт, на нём хоть в Крым жарь. Ничего, дусечка… время какое! миллионы мокнут! и коньячку нет. А мы ещё в приличных условиях… маленькое приключение, забавно даже… А как же вот, в Альпах каких-нибудь будем странствовать! Знаешь, там как?! Надел мешок, взял палку с крюком — и катай по горам, по пропастям! Сколько народу погибает!
— Замолчите, глупо! — крикнула Зойка, убив ногу о камень. — Вот простужусь из-за вас и потеряю голос… Да держите же меня наконец! Ну, что вы можете?! Вам только махинациями заниматься… с этими жуликами вашими!
— Вы пo-тише… вам эти «жулики» деньги платят!
— Деньги!.. — крикнула она вне себя. — Смеете ещё говорить… какие-то жалкие гроши!
— Халда — халда и есть, — крикнул Карасёв, отшвыривая её руку.
Они остановились в луже и переругивались, припоминая
— Смеете оскорблять меня?! актрису?! — крикнула она, распахнув плед, словно хотела разорвать платье.
— Трагедию не разыгрывайте… тут одни вороны! Да в тебе и искусство-то одно, что…
Она ударила его по щеке. Он рванул её за руку и толкнул.
— Ну тебя к чёрту!
Так они постояли под неустанным дождём, поругиваясь, а над ними тянулись трескучей вереницей грачи и галки с чуть видных теперь полей.
— Пойдёшь наконец?! — крикнул Карасёв и решительно двинулся вперёд.
Она поплелась за ним. В напряжённом молчании они дотащились до вершины подъёма. Здесь охватило гулом большого леса. Он глядел на них чёрной глухой стеной. Сумерки сгущались в сплошную муть: чуть видно было теперь дорогу.
— Вот он, лес… — сказал Карасёв, прислушиваясь к гулу. — Где-то тут и сторожка…
Но как ни вглядывался, — ничего не мог разобрать: чернел и чернел лес и шумел в ветре.
— Надо перебраться на пашню, оттуда видней…
Он перебрался через канаву и выкарабкался по откосу на пашню.
— Но я же боюсь одна! — крикнула Зойка.
Она полезла, призывая его на помощь. Он сунул ей руку и выволок на пашню. Они пошли, увязая по щиколотки и спотыкаясь на комьях. Зойка с трудом вытягивала из глины ноги. Наконец они вплотную подошли к лесу, и на них пахнуло затхлостью и жутью. Теперь было видно, как мотались мохнатые лапы елей — вели свой лесной разговор в гуле. Это тревожное мотанье показалось Карасёву жутким, будто подавались загадочные знаки — таинственный, немой говор. Из глубины доносило порою треском.
— Я не пойду… — робко сказала Зойка, приглядываясь к лесу.
— Зачем нам туда, мы краем… — нерешительно сказал Карасёв. — Кажется, самый тот лес и есть, строевик… Опушкой надо.
Они побрели опушкой, вдоль канавы, в высокой старой траве, а впереди, сколько хватало глазом, тревожно мотались и махали лапы, — ещё видно было на белёсом небе. Дошли до угла и опять вышли на пашню. Лес уходил влево.
— Угол! Да где же сторожка?.. — неуверенно сказал Карасёв, тревожно вглядываясь в мотающиеся лапы.
Но как ни всматривался, не мог ничего увидеть.
— Там кто-то стоит… — пугливо шепнула Зойка.
Карасёв пригляделся и увидал невысокого мужика в шапке. Невысокий, коренастый мужик стоял неподвижно, у канавы, и смотрел к ним беловатым пятном лица. Совсем над его головой махали лапы.
— Мужик… — сказал Карасёв. — Окликнуть?..
И позвал нерешительно:
— Эй, дядя!
Мужик и не шевельнулся.
— Да это же… куст! — с облегчением сказал Карасёв, разглядев куст можжухи: в плотном кусту застрял старый разбитый лапоть.