Забавы ради...
Шрифт:
Спустившись в кафетерий на цокольном этаже, девушка заказала кофе и заняла уже привычный столик в самом углу. Руки потянулись к рюкзаку за блокнотом и коробкой карандашей. В последнее время Забава много рисовала, словно выплескивая все горе, эмоции и переживания на бумагу. Капельку, пусть на минутку, но ей становилось легче.
Вот и сейчас, ловкие пальцы мелькали по бумаге зажатым карандашом. И девушка настолько погрузилась в свой мир, отрезанная от реальности звуками негромкой музыки, льющейся через наушники, что не сразу заметила, как за ее столик на пустой стул присаживается
— Здравствуй, Забава Путятишна, — произнес низкий мужской голос.
— Потаповна, — поправила девушка и, взглянув на красивое мужское лицо, откинулась на спинку стула, — Здравствуй, Алексей.
Соколов чувствовал себя, мягко говоря, погано. Не хотел он отпускать Забаву одну в госпиталь. Не хотел, но пришлось. Одно порадовало, встреча закончилась быстро. И теперь парень мчался на всех парах к своему Васильку.
За последние две недели жизнь Поликарпа кардинально изменилась. Ему казалось, что этот ад никогда не закончится. Ему самому хотелось банально рыдать от вида грустных васильковых глаз. Он помогал, как мог, но все равно ничего не выходило изменить. Печаль из любимых глаз не уходила, даже если Забава улыбалась, улыбка не трогала глаз. Казалось, что глубокий васильковый цвет стал тусклым от бремени, которое несла на своих плечах молоденькая девчонка.
Припарковав машину на уже привычном месте, Соколов широким шагом направился в реанимационное отделение. На пороге палаты он встретил врачей. Переговорив с профессорами, молодой человек вошел в палату. Василька не было, но Соколов не стал сразу уходить. Почему-то ему захотелось побыть с будущей родней наедине.
Присев в кресло между кроватями, Поликарп Сергеевич выдохнул. Обычно во время посещений говорила Забава, а он тихо сидел рядом с ней, держа за руку. А вот сегодня у него появилась стойкая потребность пообщаться, особенно с Поликарповым.
— Кхм… Добрый день, — неуверенно начал Соколов, — Забава сейчас подойдет. А я…. Знаете, я люблю вашу дочь. Сильно люблю. Может быть, не тот момент, но я хотел бы, чтобы вы одобрили наш брак. Я вам очень благодарен за дочь. Она невообразимая просто. Единственная во всем мире. Вы не знаете, наверное, но при первой встрече она огрела меня подносом. Веселая история, что уж скрывать.
Соколов замолчал, едва заметно улыбаясь, вспоминая тот день. Вздохнул, провел рукой по волосам.
— Вы только поправляйтесь, — тихо попросил Поликарп, — Девочки вас очень любят и ждут. Нет, вы не переживайте, я позабочусь о них. Но им нужна полная семья. Особенно Дарине.
Соколов нырнул рукой во внутренний карман пиджака и вынул сложенный вчетверо альбомный листок.
— Вот, — улыбнулся он, устраивая очередной рисунок на стене рядом с такими же, — Она вечером нарисовала. Мама смотрит за ней, и тоже шлет привет вам.
Помолчав, Соколов поднялся с кресла.
— Пойду, схожу за Забавой, — прокомментировал Поликарп свой уход и осторожно покинул палату.
Он не писал Васильку, собираясь устроить ей сюрприз. Ведь должен был освободиться часа на два позже, а вышло вон как все хорошо.
Спустившись в кафетерий, Поликарп поискал взглядом нужный столик. Забава, его Василек, сидела, к его удивлению, не одна. На столике лежал ее альбом, рядом — коробка карандашей. А напротив сидел парень.
Первым порывом Соколова было подойти быстрым шагом и дать с разбега в морду. А потом Поликарп Сергеевич заставил себя остыть. Подумаешь, какой-то урод сидит весьма близко, смеется сам, смешит его Василька и слишком уж интимно поглаживает правую ладонь девушки с зажатым в ней карандашом.
Приближаясь к столику, Поликарп все больше склонялся к мысли, что в морду двинуть все же нужно.
Тем более, когда паренек склонился еще ближе над столиком, почти касаясь своим лбом головы Забавы.
Соколов заставил себя застыть на месте и написать короткое сообщение нужному человеку. А потом, медленно приблизившись к столику, отодвинул свободный стул и сел на него.
— Не помешаю? — голос Соколова был холодным, словно арктический лед.
— Ох, ты все-таки вырвался! — обрадовалась Забава, глядя смеющимися васильковыми озерами на Соколова. И в них не было ни капли грусти. Глаза светились смехом и той синевой, по которой Соколов сильно скучал.
Взгляд метнулся к парню, задержался на его руке, лежащей на столике, а потом поднялся к лицу.
— Карпуша, а это мой давний знакомый, Алексей… — начала говорить Забава.
— Какими судьбами, Пилипенко? — холодно поинтересовался Соколов, собственническим жестом обнимая Забаву за талию и притягивая к себе вместе со стулом.
— Здрасте, Поликарп Сергеевич! — парень не спешил убегать, наоборот, вальяжно развалился на стуле, глядя на Соколова нахальным взглядом.
— А вы знакомы? — удивилась Забава, улыбаясь.
— И довольно хорошо, — хмыкнул Соколов, — Господин Пилипенко учится в одной группе с Лентой, ну и является моим студентом. Так чего забыл тут, Пилипенко?
— Да я бабку свою проведать, — пожал плечом парень, — И случайно наткнулся на старую подругу. Мы ведь дружили когда-то, так ведь, Забавушка?
— Боже! — вздохнула Забава, — И Анна Алексеевна тут? А в какой палате?
Телефон Соколова пиликнул входящим сообщением, и парень отвлекся всего на мгновение.
— Ну, она в кардиологическом отделении… — туманно ответил Алексей, — Лучше расскажи, ты действительно аэрографией занимаешься? У Кудесника? Во дела!
— Да ты с темы не спрыгивай! — хохотнула Забава, — Баба Аня в какой палате?
— Нууу, — протянул Алексей.
— Вот и мне интересно, — холодно произнес Соколов, — В какой палате лежит Анна Алексеевна. Если учесть, что Пилипенко А.А. скончалась еще в прошлом году. И ты, Леха, сам у меня отпрашивался на ее похороны. Так каким ветром, а, Пилипенко?
Леха заметно заерзал, и уже сидел не так вальяжно. Но ему на помощь, совершенно не задумываясь, пришла Забава.
— Поликарп! Вот зачем ты так! — девушка даже отодвинулась от Соколова, чтобы взглянуть ему в глаза, — Леша — мой друг.