Забирая дыхание
Шрифт:
В четыре часа раздался звонок в дверь. Он услышал его не сразу, потому что как раз включил оглушительную музыку. И вдобавок был слишком пьян, чтобы сообразить, что визит в четыре утра вряд ли может быть приятным. Ни одной тревожной лампочки не зажглось в его размякшем от алкоголя мозгу, и он открыл дверь.
Перед ним стояло два турка — один пожилой, другой молодой. Алекс не знал никого из них, но у него сразу же возникло плохое предчувствие, что старший — это Кемаль, отец Лейлы. И он привел с собой подкрепление — мужчину, который выглядел, словно вышибала или кик-боксер.
— Так
Спутник Кемаля оттолкнул Алекса, и они вошли в квартиру. Алекс стоял, словно окаменев, и только мечтал о том, чтобы в нем было меньше пива и он мог реагировать быстрее. Потому что началось именно то, чего он боялся с тех пор, как познакомился с Лейлой.
— Ты знать, у нас есть так: сначала ты моя друг, а потом друг моя дочь. Не наоборот, это не есть хорошо.
— Ах да… — сказал Алекс тихо, надеясь, что это не прозвучит вызывающе.
— Это здесь есть моя друг. — Кемаль обнял своего спутника за плечи. — Салих. Лучшая друг в мире. Делает, что я хочу. И не прикасается к моя дочь, правда, Салих?
Салих кивнул, уставясь бараньим взглядом в пространство, и провоцирующе пощелкал пальцами.
— Зато ты прикасаться к моя дочь, ты, грязный свинья! — Кемаль бросил короткий взгляд на Салиха, и тот нанес парню удар кулаком в лицо.
Алекс был застигнут врасплох и сразу же рухнул на пол. У него была рассечена бровь, и кровь заливала глаза.
— Урок один, — холодно сказал Кемаль.
Салих принялся наносить по лежащему удары ногами, а Кемаль, скрестив руки на груди, стоял рядом и наблюдал за происходящим.
— Урок два.
Салих схватил Алекса за футболку, поднял его, прижал к стене и нанес сильный удар в живот.
Тот почувствовал, как рот наполнился кровью, и выплюнул ее. Два выбитых зуба покатились по паркету.
Кемаль хладнокровно приказал:
— Урок три!
Салих изо всех сил ударил ногой Алекса по голени.
Тот закричал и снова упал.
Кемаль приподнял его голову и посмотрел в заплывшие глаза:
— Смотри, майн либер фройнд [3] , ты никогда больше не видеть Лейла, это понятно?
Алекс слабо кивнул.
— Ты не встречаться с ней, ты не видеть ее, и ты не прикасаться к ней. Понятно?
Он ударил Алекса головой об стенку, и тот с трудом выдохнул:
— Да.
— Громче!
— Да, — простонал он из последних сил.
— Надеяться, мы друг друга правда поняли. Иначе мы снова приходить и бить тебя, пока ты мертвый.
3
Мой дорогой друг (нем.).
С этими словами он направился к выходу. Салих последовал за ним. Дверь громко захлопнулась.
Алекс с трудом дополз до постели. Он лихорадочно соображал, что делать, как помочь себе, но ему ничего не приходило на ум. Перед глазами все плыло, и тело превратилось в сгусток боли. Он не смог бы сказать, где болело больше всего, — было ощущение, что у него переломаны все кости.
Для начала он постарался не двигаться, чтобы хоть как-то выдержать боль, и
Когда Алекс проснулся, было уже светло. Его постель была измазана кровью, словно на ней кто-то зарезал свинью. Он чуть-чуть приподнял голову и увидел, что уже двадцать минут восьмого. Он с трудом дополз до телефона и позвонил матери.
Через два часа после того, как Матиас и Тильда привезли сына в больницу, его раны были зашиты и обработаны. При рентгеновском обследовании установили, что у Алекса сломаны нога и два ребра. Кроме того, у него имелись множественные ссадины и кровоподтеки, а также были выбиты два зуба.
Через десять дней ему назначили посещение зубного врача, чтобы сделать слепок, а позже под общим наркозом имплантировать зубы. В операции на ноге не было необходимости — ногу загипсовали и наложили шину. Алексу выдали костыли, и родители отвезли его домой. И конечно, Тильда тут же принялась наводить в квартире порядок — именно то, что Алекс так ненавидел.
Матиас сунул ему в руку стакан со своей целебной минеральной водой:
— Выпей-ка. Я уверен, это поможет.
— А что это за педерастическая вода?
Матиас сделал вид, что не расслышал его.
— Выпей. И расскажи наконец, что произошло. Тебе ведь уже легче говорить.
— После работы мы с другом пошли выпить по пиву.
— По одному? — спросила Тильда.
— Я могу говорить или мне лучше заткнуться?
— Говори конечно! — успокоил его Матиас.
— О’кей, но тогда приберегите свои замечания, которые мне все равно до задницы.
Тильда поджала губы.
— И пожалуйста, мама, присядь! У меня крышу сносит, когда ты роешься в моих вещах.
Тильда села и демонстративно скрестила руки на груди.
— Мы совершили небольшую экскурсию по территории «Хакеше Хефе», и я на последнем поезде метро поехал домой. В это время на улицах никого не было, а потом подошли какие-то типы и начали на меня наезжать по принципу: «А не пошел бы ты отсюда, ты только портишь пейзаж, и вообще мы хотели бы увидеть твое лицо после того, как тебя переедет поезд». Мне еще повезло, что поездов больше не было. Когда они это поняли, то разозлились еще больше. Я попытался разрядить обстановку, но они становились все агрессивнее. А потом двое держали меня, а третий бил. Здоровый, как шкаф. Наконец все это им надоело, и они смылись. Я еле добрался домой и отключился. А как только проснулся, сразу позвонил. Вот и все.
— Невероятно! Как можно, что какие-то типы бьют всех подряд просто так? Просто так! — Тильда не могла в это поверить.
— Да. Просто так.
— А там не было камер видеонаблюдения, чтобы узнать этих типов?
— Нет. На станции метро нет. Наверное, они об этом знали.
— Ты должен обязательно подать заявление в полицию, — сказал Матиас. Ему хотелось выкурить сигарету, но он сдержался.
— Ладно, так и сделаю. Завтра, может быть. Хотя это ничего не даст. Я не могу описать этих типов, они выглядели так, как выглядят все. Бейсболки, кожаные куртки и джинсы. Конец. Я даже не могу сказать, были это турки или немцы. Потому что «Эй, старик, я тебя уделаю!» на берлинском диалекте может сказать каждый.