Забирая дыхание

Тислер Сабина

Гальгано, август 2009 года

Это был его последний день в Италии, прекрасный сияющий летний день в разгар лета, с темно-синим небом и прекрасной видимостью до самого горизонта, и Матиас почувствовал, как его охватывает тоска.

Позавчера неожиданно позвонила Тильда. Он знал, что она звонит только в случае крайней необходимости, и страшно перепугался, когда увидел на дисплее ее номер.

— Не беспокойся, — по-деловому начала она, — я звоню не потому, что твоей матери стало хуже, а наоборот. — Она в буквальном смысле слова набирала разбег. — Матиас, твоя

мать снова говорит! Немного, но все же… И она непрерывно спрашивает о своей принцессе!

Матиасу хотелось рыдать от счастья. Она пришла в себя! И к ней вернулась память! Ему нужно возвращаться домой. Непременно! Она звала его. Он был ее принцессой, и он хотел как можно быстрее вернуться к ней, быть рядом с ней.

В первый момент он едва мог говорить. У него перехватило горло.

— Я приеду так быстро, как только смогу, — сказал он. — Через два-три дня я буду на месте!

Тильда не стала комментировать его «поспешное» возвращение.

— Прекрасно, это определенно будет лучше для нее. Но я хотела тебе сказать, что сейчас твоя мать находится в приюте для тяжелобольных. Из отделения реабилитации ее выписали. В конце концов, нельзя же оставаться там вечно, это совершенно нормальное развитие событий.

— В приюте? Как? В каком приюте?

— В «Приюте сестер милосердия». Мне кажется, там все в порядке, он показался мне очень неплохим. Да у меня и времени не было просмотреть еще двадцать шесть.

— А почему ты мне сразу не позвонила?

— Я пыталась дважды, но не было соединения. Может, ты как раз находился в местах, где нет связи. Поэтому я была вынуждена принять решение. Она всего пару дней там.

— А как ты это все урегулировала?

— Я поехала туда и подписала договор, а потом ее туда перевезли. Счет ты получишь. Может, он уже лежит в твоем почтовом ящике.

— Спасибо, Тильда. А когда мне можно будет приехать к ней?

— В любое время. В любое время суток, когда захочешь.

Тильда положила трубку, и Матиас не стал сдерживать слезы.

Он должен был ехать домой, и он хотел домой, но предстоящая разлука с Джанни ужасно угнетала его.

В двенадцать часов Матиас забрал Джанни из Сиены. Он хотел съездить с ним на последнюю прекрасную экскурсию, ему хотелось чего-то, что надолго осталось бы в памяти.

Джанни, как и договорились, ждал перед дверью своего дома. Они поехали по автостраде в направлении Гроссето и вскоре свернули на Сан Гальгано. Джанни сказал, что в Тоскане нет ничего, что могло бы сравниться с Сан Гальгано.

Уже сама дорога до аббатства, обрамленная кипарисами, была уникальна. Матиас слушал, как хрустит гравий под тонкими кожаными подошвами его мокасин, и понимал, что он не идет, а шествует. Прекрасное ощущение, потому что его раскованную и одновременно возвышенную походку, без сомнения, заметят и окружающие. И не в последнюю очередь Джанни, который им восхищался и которому он три дня назад разрешил обращаться к себе «Матиас» вместо «дотторе». Естественно, «дотторе» ему чрезвычайно нравилось, но для укрепления доверия и поддержания дружбы было важно, чтобы к нему обращались по имени.

Матиас видел фотографии аббатства Сан Гальгано и ожидал чего-то великого, однако когда он очутился в огромном, высоком церковном нефе без крыши, то был просто потрясен. Он никак не мог насмотреться и запрокидывал голову, стараясь прочувствовать необычайную атмосферу высоких церковных

стен с готическими окнами, а над ними — неожиданно потрясающую даль сине-стального цвета.

— Иди сюда, — прошептал он. — Давай сядем, и ты расскажешь мне о Сан Гальгано.

Джанни, когда узнал, куда они поедут, много прочел об этом месте.

— В тысяча двести восемнадцатом году была построена la chiesa [79] . Французскими цистерцианцами. Сюда уединился святой Гальгано, он любил быть один. Hocapito [80] , la guerra [81] есть бессмысленная. Он не хотел больше никогда сражаться в битва.

Матиас внимательно слушал, и вид у него был такой, словно перед его мысленным взором проходят события прошлого.

Очень осторожно, очень нежно и словно бы случайно он положил руку на колено Джанни.

79

Церковь (итал.).

80

Он понимать (искаженный итал.).

81

Война (итал.).

Джанни вздрогнул. Он не знал, что делать: ему казалось, что его покровитель и друг рассердится, если он вдруг отодвинется и рука Матиаса соскользнет с его колена. Поэтому он решил не обращать ни на что внимания, воспринять это как нормальный дружеский жест и продолжать рассказ.

— Гальгано поклялся отдать свою жизнь Богу. Чтобы показать, что он делает это всерьез, он хотел разбить свой меч о скалы, но меч вонзился в скалу. По самую рукоятку. — Рука Матиаса на его ноге продвинулась чуть повыше. — Ты можешь это видеть в церкви Монте-Сиепи, — выдохнул Джанни дрожащим голосом.

Его бросило в пот.

— Да, мы можем, — прошептал Матиас.

Он закрыл глаза и скрестил руки на груди.

Джанни почувствовал такое облегчение, что еле сдержался, чтобы громко не вздохнуть.

Он молчал, предоставив Матиасу возможность насладиться этим тихим моментом. Так продолжалось несколько минут. Потом они встали и пошли в часовню.

Матиас держался, как обычно, непринужденно. Словно ничего не произошло, как будто никогда не было этого прикосновения. После детального осмотра аббатства они совершили длительную пешеходную прогулку, а потом отправились ужинать в Монтичиано.

За день до этого Матиас пригласил Джанни в свои апартаменты и объяснил, что он должен сделать там до октября, когда Матиас вернется. Речь шла о том, чтобы покрасить ванную, принять заказанную мебель, раздобыть гардины, скатерти, покрывала, ковры и прочие аксессуары, которые в Италии найти трудно. Предполагались длительные поиски, поездки из одного города в другой, а для этого требовалось огромное количество времени. Матиас хотел, чтобы в его квартире через два месяца все было прекрасно.

Джанни, который знал его предпочтения, сразу понял, в чем заключается задача, и с удовольствием взялся за ее решение, надеясь произвести на Матиаса впечатление своей креативностью.