Забирая дыхание
Шрифт:
Иногда Татьяна даже по ночам заглядывала к Генриетте. В тех случаях, когда была более-менее трезвой, потому что, уложив Генриетту в постель около десяти вечера, она обычно уходила в один из баров и накачивалась там водкой. Матиас подозревал, что от ее зарплаты, или, лучше сказать, от карманных денег, которые он выплачивал ей сверх оплаты круиза, оставалось немного.
Татьяна, уже пять лет жила в Германии, хорошо понимала язык, но говорила довольно плохо. Но по крайней мере соображала, какая задача перед ней стоит.
Сама она говорила мало: «доброе утро», «доброй ночи», «спасибо».
Матиас воспринимал как нечто очень приятное то, что она не высказывала никаких идиотских соображений и не заводила дискуссий, которые ни к чему не вели.
Теперь, встретив Татьяну на палубе, он понял, что она как раз идет к его матери, тем не менее спросил:
— Ты привезешь мать на кофе?
Татьяна кивнула.
— Хорошо. Тогда мы встретимся через четверть часа на палубе у «Лидо». Возьми для нее легкое покрывало — наверху ветрено.
Татьяна снова кивнула, вытянула голову вперед, словно черепаха, вылезающая из панциря, и тяжелой походкой пошла дальше.
Матиас оперся руками на поручни и посмотрел вдаль, на море. Такие тихие моменты на борту были редкостью — у него постоянно было ощущение, что надо составить матери компанию, потому что Татьяна, конечно же, его заменить не могла.
Когда-то, много-много лет назад, Генриетта мечтала о том, чтобы поплавать на корабле своей мечты, и не пропускала ни одной серии из этого телефильма [88] .
88
Сериал «Traumschiff» — «Корабль мечты» (нем.).
При этом ее интересовали не истории людей, а сам корабль. Она не могла насмотреться, как кто-то плескался в бассейне, совершал пробежки по палубе или наслаждался видом на море с солнечной террасы. Она размышляла о том, какое платье надела бы на ужин с капитаном…
И у нее никак не получалось забронировать круиз для себя. Всегда в последний момент ее одолевали сомнения.
— Я уже слишком стара для морского путешествия, — заявила она лет десять назад, и Матиас задумался, почему она говорит такие глупости. — Представь, что у меня случится морская болезнь и я буду сутками лежать в каюте, мечтая умереть. Это же предугадать невозможно! А если действительно заболеешь чем-то серьезным, когда будешь находиться где-то на краю света? Я вовсе не уверена, что можно делать серьезные операции в медчасти на корабле.
— Можно, — попытался развеять ее сомнения Матиас. — Насколько я знаю, операции по удалению аппендицита там проводились. Конечно, пересадку сердца на корабле не делают, но я бы сказал, что причин для беспокойства нет. В конце концов, для своего возраста ты в очень хорошей форме.
— Пока что да. В определенной степени. Но мне кажется, что и ходить по палубе трудно, потому что корабль качается.
— У них есть стабилизаторы. Да и корабль вряд ли качается. Для этого нужно, чтобы вам не повезло и ты попала в шторм.
Генриетта пропустила его замечание мимо ушей.
— С
— Мама, ну почему ты видишь все в черном цвете? Ты можешь попутешествовать и исполнить свою мечту, так что давай сделаем это!
Но даже если Генриетта на какое-то время и подавляла в себе страх, все равно что-то обязательно мешало им отправиться в круиз. Когда у Матиаса было время, ей не нравился маршрут путешествия, и наоборот. И морской круиз остался ее давним, но несбыточным желанием.
И теперь он исполнил эту ее мечту.
Перелет из Берлина во Франкфурт и оттуда в Фунхал на Мадейре прошел без проблем: авиакомпания очень трогательно заботилась о старой даме в инвалидном кресле, которая даже в салоне не сняла шляпу и решительно отказалась что-либо есть или пить в самолете.
На Мадейре они сели на лайнер. Матиас специально заказал круиз с пересечением Атлантического океана. Он подозревал, что для Генриетты вопрос заключался не в том, чтобы ее катали в инвалидном кресле по экзотическим местам, для нее единственным и главным событием стал сам корабль.
И это должно было у нее быть.
И даже страшная Татьяна, в принципе, была благословением Божьим.
Без нее все это было бы невозможно, потому что она молча и преданно занималась повседневными вопросами и неприятными вещами, которые были неотъемлемой частью ухода за матерью. Все остальное в Татьяне он должен был просто не замечать. Это было самым простым.
Матиас был счастлив, и для него было наградой видеть, как мать смеется, когда дельфины выскакивали из воды рядом с кораблем; слышать, как она говорит: «Как красиво!» — когда огненно-красное вечернее солнце садилось в море за горизонтом; смотреть, как она с аппетитом ест, когда за ужином подавали какое-нибудь редкое национальное блюдо.
Она начинала возвращаться к нему.
В баре «Лидо» в это время было мало посетителей. На корабле было не так много людей, которые могли позволить себе помимо обильных обедов еще зайти в бар и выпить кофе с пирожным, и чтобы при этом их фигура не пострадала.
Матиас уселся и заказал бокал шампанского, готовый в полной мере насладиться солнечным днем и послеобеденным временем. Им предстояло провести в открытом море еще четыре с половиной дня. Прекрасное ощущение! Он был пленником бесконечной дали. Он не мог никуда исчезнуть, не мог ничего решить и не мог ничего упустить. Отпуск в чистом виде.
Он осмотрелся. В баре сидели три пожилые супружеские пары, две женщины, путешествующие в одиночку, вероятнее всего вдовы, которые решили проветрить свои украшения, и привлекательный мужчина спортивного телосложения, который игнорировал пирожные и торты, пил только черный кофе и перелистывал какой-то медицинский специализированный журнал. Это было все, что мог рассмотреть Матиас. Этот мужчина, который явно был врачом и которому было где-то за тридцать, бросился ему в глаза еще за завтраком, поскольку он ел только овощи и фрукты, преимущественно ананасы. У него были изысканные манеры, и он все время поправлял стул своей жены перед тем, как она на него садилась.