Заботы Межмирного Судьи
Шрифт:
Судья обменялся поклонами с Обвинителем и Защитником, предупредил на общеязе, что процесс фиксируется во всех деталях и публичен, потом дал слово Обвинителю. Пока тот откашливался, Судья, понятное дело, присмотрелся к подсудимой. С причёской мадам Рекамье на портрете Давида, то есть точно так же перетянув копну рыжих волос чёрной атласной лентой, в такой же тунике, такая же босая и приняв ту же позу, «прекрасная ведьма Клео» возлегала, однако, на кушетке не античного типа, но тоже небезызвестной в истории культуры… Ах, да! На такой же, стиля модерн, снималась у фотографа в Нью-Йорке тогда ещё неувядаемая Сара Бернар. Тут чёрные лакированные доги, боковины замысловатой кушетки, повернули свои тупые
– Господин Межмирный Судья! Госпожа Защитник! Подсудимая, называющая себя прекрасной ведьмой Клео! Меня, Пастера Роббера, главного акционера Хеллбургской генетической лаборатории, вольная община города своим честным голосованием уполномочила выполнить обязанности обвинителя на этом процессе «Хеллбург против прекрасной ведьмы Клео». Согласно Конституции Хеллбурга и в соответствии с Межмирным сводом законов о преступлениях против жизни и свободы, я провёл следствие совместно со столь же демократически избранным Защитником, здесь присутствующей мадам Волковой. Будут ли вопросы ко мне от членов суда?
– Не вы ли, господин Обвинитель, и начали это дело? – осведомился Судья.
– Нет, господин Судья. Жалобу подала хозяйка бутика «Новейшая Коко Шанель», мадам Йо-йо Шанель, работодатель убитой модистки Констанс Бреби.
– У меня вопросов нет, – буркнула Защитник, эффектная шатенка без возраста. То бишь между двумястами и восемьюстами. Скользнув по ней взглядом вторично, Судья отметил на её раскрашенном, как у куклы, лице славянские скулы.
– У меня есть вопрос, – не изменяя позы, проворковала подсудимая. – Помнишь ли ты, Паст, как кувыркался со мной на этой самой кушеточке?
Обвинитель скривил в ухмылке свой тонкогубый рот. Отвечая ей, он глядел, однако, на Судью:
– Да, пришлось порыться в памяти перед процессом. Но не со мной одним ведь ты забавлялась, – правда, крошка? И я не лучше тебя развратник, в таком уж городе живём… Проще вычислить, с кем из горожан ты сохранила целомудренные отношения. Боюсь, что таких не было – пока, лет триста тому назад, ты не вырастила зубы в своей вагине.
– О! – это Судья не сдержал удивления, испытав странное ощущение. Подобное, на робкое возбуждение неопытного охотника смахивающее, он ещё студентом однажды изведал, увидев в столовой кампуса новенькую студентку, рыжую и белокожую. Рыжие, к дьяволу поближе, рыжие-красные, девы опасные, бесовки страстные всегда его по-особому волновали.
– Могу ли я изложить результаты следствия?
Судья кивнул и повернулся к Защитнику: та тоже кивнула, величаво этак. Обвинитель коротко и толково изложил основные факты, в общем-то известные Судье из начального протокола Процесса. Подсудимая нарушила закон, замучив до смерти свою любовницу, в частности, ещё при жизни выпустив из неё кровь. Ещё сутки она глумилась уже над мёртвой, потом пыталась уничтожить труп. Останки Констанс были обнаружены на городской свалке в таком ужасном состоянии, что врач-робот не сумел даже воскресить на несколько минут мозг жертвы – для завещания и дачи показаний. В заключение Обвинитель попросил применить к Клео предусмотренное Сводом законов наказание за умышленное убийство с отягчающими обстоятельствами. Вопросов к нему не оказалось, и слово взяла Защитник.
– Меня зовут Капитолина Волкова, мне принадлежит эскорт-салон «Цветник зла». Я хотела построить свою защиту на офигенном различии психики мужчины и женщины, – проговорила шатенка, глядя мимо собеседников. Судя по голосу, она безумно скучала. – Как всем известно, женщины куда более взбалмошны и легче следуют порыву, вот и теряют голову, дурочки, вот и забывают о тормозах. Я хотела доказать, что наша глупенькая Клео просто фатально заигралась, не смогла вовремя остановиться, потворствуя своей эротической причуде. Поговорив с Клео, я поняла, что такой защитой только напрасно сотрясала бы воздух. Тогда я потратилась на профессионального юриста. И теперь прошу Судью признать возможность судебной ошибки в случае осуждения Клео по той статье, которую Паст… то есть Обвинитель предлагал, реализуя свою подспудную ненависть к женщинам. Ведь Констанс, она была ещё большая глупышка, чем её подруга, и она вполне могла позволить Клео угробить себя. То есть перед нами, вполне вероятно, замаскированное самоубийство.
– Можно ли мне вопрос к Защитнику? – осведомился Обвинитель и, получив разрешение Судьи, выставил перед шатенкой кисть костлявой ладонью вверх. – Положи-ка мне сюда, милая наша Капо, письменное или иным образом зафиксированное разрешение Констанс на своё умерщвление.
Стройная и в балахоне шатенка только руками развела.
– И у меня есть вопрос, мадам, – заявил Судья. – Почему вы считаете погибшую ещё большей глупышкой, чем подсудимая?
– Да потому хотя бы, что Констанс, с её внешностью, предпочла колоть себе руки иголкой в бутике, хотя могла без особых хлопот прилично зарабатывать в заведениях вроде моего. Это раз. И потому, что позволила коварной подруге развить в себе мазохистские наклонности, это два. Я с ней… общалась раньше и могу заверить, что до романа с Клео она была самой обычной лесбиянкой, никакой не мазохисткой.
– Спасибо, мадам. Я приму во внимание ваше предостережение. Теперь мы выслушаем последнее слово обвиняемой. Прошу вас встать, госпожа Клео. Извините, я назову вас официально: прекрасная ведьма Клео.
Обвиняемая довольно изящно поднялась с кушетки и стала босыми ногами на ковёр. Оказалось, что на ней не туника, а белое дымковое платье с высокой талией, под ним ни цветного шёлкового чехла, ни белья. Памятуя о профессии Клео, Судья старался не встречаться с нею глазами. Поэтому на руку уставился, театрально к нему протянутую – пальцы тонкие, с длинными чёрными ноготками лопаточкой.
– Высокий суд! Есть люди, навсегда очарованные настоящим, натуральным огнём, они тянутся к нему, часто не сознавая опасности. Они могут часами смотреть на костёр или на пожар, они способны бестрепетной рукой поджечь свой дом, чтобы полюбоваться, как его будет пожирать пламя. Вот так и я навсегда очарована человеческой кровью – живым огнём нашей жизни. Мне безумно нравится алая артериальная кровь, я сгораю от страсти к ней, а тёмную венозную я жажду спокойнее, будто прежнюю подругу, чувства к которой уже отгорели. Я обожаю разглядывать свежую кровь, а наслаждение получаю от её вкуса, а также когда она оказывается у меня на коже. Да не одна я такая! Вот сидит Капо. Как и всякая содержательница притона, она строит из себя добродетельную курицу, но попросите её повернуться спинкой и задрать этот дурацкий балахон. Под её лопаткой вы увидите чудесное, вкусненькое местечко – и едва ли там следы от моих зубов могли зарасти за несчастные двести лет! А меня, по-вашему, Капо не целовала точно так же?
– Точно так же? – прошипела Защитник. Лицо её кусками, в местах, свободных от макияжа, смертельно побледнело. – Да уж, мне не забыть вкус твоей крови! Вот только я никого не убивала, подружка!
– Девочки, не собачьтесь! – прикрикнул Обвинитель. – Процесс-то публичный…
Судья хмыкнул. Он не сомневался, что сейчас все горожане поголовно и большинство взрослых обитателей Межмирья не отрываются от объёмного и стереофонического воспроизведения действа в гостиной Клео. Произнёс быстро: