Забво
Шрифт:
Ободрил, ни хуя не скажешь. И улетел на Ведено куда-то.
Долетели нормально. Только выскочил с борта и, пригнувшись, отбежал, как попал в объятия Мишки Хотысенова. Он у нас ротным, а тут, вишь, борта принимает - авианаводчик. Я его менять-то и прилетел. Ему в отпуск, а мне на время отпуска, якобы, подменять. Рад мне, как выпивке, ну и выпивке, которую я приволок, само собой, тоже рад. Кто ж без бутылки сюда с большой земли-то полезет.
Нас, вновь прибывших, строят у штаба и быстренько раскидывают по направлениям. Мне ехать никуда не надо. Я уже приехал - при штабе подъедаться буду. Помощник начальника оперативного отделения я теперь. Начопер, даже особо не взглянув - некогда ему, сдаёт меня Мишке на инструктаж.
– Ты не ссы, Лёха, главное. Тут, около штаба, всё ровно. Вокруг три кольца обороны - Шатой контролируем и подходы к нему... ну, в смысле, через него. В колонны пойдёшь, там, может, и постреляешь. Да и то, хуй тебе пострелять дадут, твоё дело - воздух. Колонны ща тока под вертушками ходят. Как лупить начинают, главное, целеуказание дать, откуда бьют по вам. Ракету красного даёшь туда и смотри, как мясо рубят в винегрет. А так-то тут сидеть будешь. Связь со штабом авиации на тебе... ну, там, борт для эвакуации трёхсотых, или двухсотых, или комбригу куда завздопица лететь. Живи себе с летунами мирно, и будешь кум королю. Вся водяра и грев с большой земли через тебя, считай. Сам понимаешь - дооолжность, - многозначительность пальца, вздёрнутого вверх.
Влился нормально. Пьют тут так же, как и везде.
Мишка улетает, передав мне дела и позывной. Я теперь в эфире Хоровой-90.
Начопер попытался заставить меня рисовать карты в моменты дежурств ночных при штабе. Кто-то от нашего отдела всегда там быть должен. Я, по совету всё того же Мишки, запоганил две секретные карты, и от меня отъебались. В отместку, правда, заставили вертолётную площадку оборудовать под ночной приём вертушек... делов-то... по углам гильзы от снарядов вкопал, солярой заполнил, да обозначил камнями границы площадки самой.
Прилетал главный мозг нашей войны начгенштаба Квашин. Не знаю, чего он там, в картах, понимает, если ему битый час рассказывали об организации обороны и контроля, в карту тыкали, а он, выйдя из палатки и уставившись на эту самую гору Ламамаисти, заминированную вдоль и поперёк, выдал:
– Да у вас тут курорт лыжный можно открывать, красотища-то какая!!! Вот прям на этой горе.
Комбри,г я думаю, не против был бы прямо сразу этого Квашина на санках с этой горы спустить, первопроходцем и разминирующим средством заодно - так он на этого мудака в больших погонах посмотрел.
Периодически эвакуирую двухсотых и трёхсотых, как наших, так и чехов. Хотя кого там только нету... и арабы, и негры, и даже наши славяне.
Поймали подпола нашего ФСБэшного, пытался вывезти трёх раненых арабов. Арабов кончили прямо сразу, а этого козла до прихода вертушки чуть ли не всё командование бригады охраняло, а-то бы порвали на клочья. Ненависть к наживающимся на войне тут зашкаливает. Да и правильно. Одно дело враг, другое - крыса.
И вообще, днём тут спокойно, а вот ночью...
Один солдат, упившись в хлам и вылезши из палатки, дал очередь... по лагерю. Два двухсотых. Один контрактник - первую прошёл, чтобы вот так,от пьяного, не соображающего мурла пулю точно в голову выхватить, второй сопляк совсем.
Вызывают в штаб.
– Скворин, давай любой мимо идущий борт... у нас тут трёхсотый тяжёлый.
Это святое. Если летуны такое слышат, то садятся обязательно. Скорая по горам не ездит. А трёхсотый, ставший двухсотым, если ты не сел - куда бы ты ни летел - это чья-то душа на тебе.
– Я Хоровой-90, кто мимо?
– 35-й мимо, буду через минут 10, чо хотел.
– Трёхсотый.
– Места нету... не подождёт??
– Да он у меня щя на площадке в двести уйдёт.
– Понял... дым дай.
Дым показывает направление ветра и ориентирует летчика, с какой стороны заходить на посадку.
Мне на площадку приносят носилки. Молодой пацан - его трясёт даже под лошадиной дозой успокоительного.
– Что с ним??
– Да на блокпосту пьянка. Их замкомбата спалил, а этот ведь бухой... за автомат и очередь, да бухой ведь. В упор не попал. Зато замкомбат попал...дрыном каким-то... сломал ему шею... щас отпаивают самого.
Борт сел. Забрали героя. Доложили, как о вступившем в схватку рукопашную. Чехи-каратисты рвались через блок-пост, но не прошли.
Был в Ханкале на курсах авианаводчиков пару дней. Летуны, оказывается, ходят по картам с другим обозначением квадратов, а я обязан уметь навести по квадрату. Туда летели вместе с какой-то бабкой. Комбриг её приказал в Ханкалу везти. Бабка была с козой. Натуральной такой козой. Взлетели и пошли над деревьями, как на санках. Как яма, так коза глаза выпучивает и блеет дурниной.
– Беееееееее.
И срёт, падла. Сколько в ней этого гороха - хрен его знает, но на каждой яме сыплется из неё. Того и гляди, кишки высрет. Всё, естественно, на полборта. Бортинженер, как увидел, кричит:
– Я тя щ вместе с этой козой не довезу, сволочь старая, - и двери порывается открыть, оскальзываясь на козьем говне.
Бабка начинает пучить глаза пуще своей козы, только что не блеет с ней напару, и подол ей под жопу подставляет. Кричу:
– Вася, оставь её, а-то она ща сама тебе всё тут загадит!
– Ненавижу этих, блядь, нохчей... больше к тебе не сяду, - обиделся, наверное.
Видел в Ханкале Дмитриева Серёгу. Накоротке поговорили. В Грозном, в Ленинском районе, в комендантской роте он сейчас. Вот как судьба свела, думал, потерялись. Жаль, толком и поговорить не успели - спешил он.
Прилетала спецура, с ней Гриша Вахнаков. В одной роте учились. Тоже накоротке поговорили, и они в горы ушли. Позывной "Амур".
Ночью выходит на нас "Амур", я помощником Дежурного стою.