Забыть о мести
Шрифт:
– Разве? – спросил он вслух. – Неужели ты и вправду понимаешь то, что я пытаюсь тебе объяснить?
– Конечно. – Она так глубоко вздохнула, что полы рубашки разошлись в разные стороны. Но Хлоя этого как будто не заметила. – Я прекрасно понимаю, что ты глупый упрямый осел, который не желает ничего видеть дальше собственного носа.
Зябко поведя плечами, она направилась к двери. Он потерянно смотрел ей вслед. У самого порога Хлоя обернулась.
– Но я не сдамся, Томас Магуайр. Не сдамся. Слышишь?!
– Я еще не оглох, – сухо заметил он. – Ты так орешь, что стены дрожат.
Но Хлое трудно было говорить тише – она буквально кипела от ярости.
– Между нами что-то происходит. Необыкновенное. Такое, если повезет, бывает раз в жизни. – Томас побледнел. Хлоя заметила это, но остановиться она уже не могла. – Тебе, конечно, неприятно это слышать. Слишком быстро все случилось. Но это правда, Томас, и тебе с ней придется смириться.
Хлоя широко распахнула дверь, но остановилась на пороге, решив высказаться до конца.
– Нам не мешает кое-что выяснить. Например, что творится в "Маунтин Могидж". И почему ты неожиданно принялся тратить безумные деньги на совершенно бесполезные вещи. – Томас открыл было рот, но Хлоя не дала ему говорить. – Безумные, – подчеркнула она. – Даже я, невеликий финансист, понимаю, что покупка этих зданий – совершенно невыгодное вложение. И если бы все было законно, ты, как и все остальные, не дал бы мне кредита, поскольку кафе едва держится на плаву.
– Но ты нуждалась в деньгах…
– Разумеется. Я очень благодарна тебе. Но ты что-то задумал, Томас, и, клянусь, я узнаю, что именно. И тогда помогу тебе.
При виде его ошеломленного лица Хлоя весело рассмеялась.
– Да, да, ты не ослышался. Знай: что бы ни случилось, я на твоей стороне. Всегда.
Она захлопнула дверь перед носом Томаса, желая сделать это как можно громче, но это ей не слишком удалось.
Ладно, все равно получилось достаточно эффектно, решила Хлоя, но тут же поняла, что оказалась в ловушке. Домой не добраться. Смятый костюм, и тот до сих пор валяется на полу в гостиной. Нет… кажется, еще было пальто…
– Тебя подвезти? – раздался за спиной веселый низкий голос. Хлоя оцепенела. Ни за что! Она не станет унижаться. Не доставит ему такого удовольствия. – В конце концов именно я заставил тебя приехать сюда. Помнишь?
– Не настолько много я выпила, Томас. Во всяком случае, не стоит терзаться угрызениями совести по поводу того, что соблазнил пьяную женщину. Не страдай.
Хлоя наконец обернулась. Ее поразило, с какой безысходной тоской и сожалением он смотрел на нее. И росток надежды в душе начал опять упрямо поднимать голову. Да, Томас отталкивает ее, стоит лишь приблизиться к нему. Но и сам при этом страдает.
– То, что между нами происходит, не укладывается в твои планы, и поэтому ты выходишь из себя, верно?
– Да.
– Почему?
– Я не могу дать тебе то, что ты хочешь, Хлоя. И никогда не смогу.
– И чего же, по-твоему, я хочу?
– То, чего и остальные люди. Мужа, семью, надежность.
И тут в глазах Томаса полыхнул страх. Хлоя поняла: скажи она ему об этом сама, он наверняка все отрицал бы. Жгучий гнев поднялся в ее душе, гнев на тех, кто всю жизнь ненавидел Томаса, обращался с ним как с преступником. Как победить глубоко скрытый от посторонних глаз его комплекс неполноценности, неуверенность в себе? Ведь именно из подсознательного ощущения собственной никчемности происходила его неспособность любить самому и позволять любить себя.
Хлоя в который раз поклялась показать Томасу красоту и радость жизни. Заставить понять, что он, как и всякий человек, заслуживает любви.
– Я хочу лишь того, что ты сам готов мне дать, – мягко пояснила она.
– Это ты сейчас говоришь. Но долго так не продлится. Ты пожелаешь большего. Того, что не сможешь получить. И будешь несчастна… По моей вине.
– Нет! Никогда, – поклялась Хлоя.
– Здешние обитатели ни за что не примут меня, – с трудом выговорил Томас, впервые признаваясь, что это его волнует и ранит. – И никто не будет ходить в твое кафе.
Знай он Хлою получше, понял бы, что уж этого она ему в упрек не поставит. И в жизни не попросит того, что он не способен дать. Она уже хотела сказать ему это, выложить все, что накопилось в душе. Но не успела.
– Хлоя, позволь дать тебе немного денег. Ты просрочила квартирную плату, а дела в "Домашней выпечке" последний месяц идут не слишком хорошо.
Сначала Хлоя не поверила собственным ушам. Но он сказал это! Действительно сказал!
– Хочешь дать мне денег? За что? – Ужасное подозрение клещами стиснуло ее сердце. – Чувствуешь себя виноватым и стараешься откупиться? – Томас не ответил, и Хлое стало еще страшнее. – Или решил заплатить мне за прошлую ночь?
– Ну что ты! Все не так, как ты думаешь.
Хлое показалось, что она услышала звон собственного разбившегося сердца.
– Понятно.
– Я только собирался помочь тебе.
– Нет, спасибо. Обойдусь.
Надменно вздернув подбородок, Хлоя проследовала к лестнице. Ладно, она действительно не успела отдать деньги Торнтону, но день-другой – и все уладится. И если дела в "Домашней выпечке" идут не слишком хорошо, как могли бы, то лишь потому, что она не берет деньги с людей, которые не могут позволить себе ежедневные завтраки в кафе. Ей такая благотворительность, конечно, тоже не по карману, но она не в силах выносить голодные взгляды несчастных стариков.
– Хлоя, пожалуйста.
Хлоя, не поворачивая головы, поднималась по ступенькам.
– Сегодня у меня выходной. И если не возражаешь, я приму душ.
– Ты… ты остаешься?
Его голос дрогнул, и это уже о многом говорило.
– Ты сам меня пригласил. Помнишь?
Пусть не пугается. Она, конечно, и не думает здесь оставаться. Иначе, да поможет ей Бог, треснет чем-нибудь по башке этого упрямого идиота, чтобы водворить его мозги на место.
– Ну да… помню. Но…
– Не волнуйся, Томас, – бросила она. Ему не мешало бы попытаться побольше узнать о женщинах. Настоящих женщинах. Ладно, еще успеется. Терпение и еще раз терпение. – Я уйду. Вот только приму душ. Не возражаешь? – По его молчанию Хлоя поняла, что Томас возражает. И очень серьезно. – Жаль, но ничего не попишешь.