Забытая история
Шрифт:
И вот перед ней замаячил третий вариант… Она задумалась об Австралии: огромная жаркая земля, где овцеводческие фермы чередуются с полями созревающей пшеницы, тянущимися на многие мили. Жизнь с Недом в тех местах наверняка будет полной приключений и непривычной для неё. За последние несколько лет многие сколотили там немалое состояние. Так чем же Нед хуже? Она представила его в качестве мужа и спутника, жизнь с ним сперва в деревянной лачуге, затем уже в большом доме вроде ранчо, как она сидит на веранде, тёплый и приятный ветерок дует
— Что скажешь, Пэт? — повторил Нед.
Ее взгляд неспешно вернулся к серой маленькой комнате и чернобровому нетерпеливому юноше напротив. С Недом. Это было главное. С Недом. Видение медленно растаяло.
— Мило с твоей стороны предложить, — начала она.
Через мгновение Нед стоял на коленях возле Пэт, положив ладонь ей на колени.
— Мне не обязательно завтра выходить в море, — произнес он. — Стивенс может найти кого-нибудь еще. На следующей неделе одно судно отходит в Брисбен. Мы можем устроить долгий медовый месяц.
Пэт хотелось ответить отказом, но, судя по всему, у неё уже не осталось сил. К тому же, хотя видение и растворилось, её разум полнился знаниями о себе самой и напоминал, что в этом её истинное предназначение. Патриция не могла оставаться женой адвоката и являть собой пример соломенной вдовы, которая проводит время в узком кругу родственников и друзей. Ей не суждено блюсти провинциальные приличия, пользоваться уважением и наслаждаться благополучием, но она отправится в путь с тем, кого любит, чтобы испытать трудности, преодолеть невзгоды, познать приключения и разочарования и достичь своих целей.
— Я подумаю об этом, — сказала она. — Я подумаю об этом, Нед, правда. Если…
Но он знал, что такой благоприятный момент вряд ли повторится. Завтра для нее всё может измениться. Нед понимал, что если получит от нее обещание сегодня же вечером, она не откажется ни завтра, ни на следующий день.
А если ничего не произойдет, он должен отплыть во время утреннего прилива. Через несколько часов его уже здесь не будет.
Нед наклонился к Пэт, и ее лицо оказалось ближе, чем когда-либо прежде. Это обрадовало его, и он нежно поцеловал ее в губы.
Ее губы были податливы; они не ответили, но и не были враждебны. Он снова поцеловал ее, и успех ударил в голову. Он обнял ее, притянул к себе и снова попытался поцеловать.
А потом внезапно понял, что она сопротивляется, безусловно сопротивляется. Они напряглись на мгновение, а затем Нед отпустил ее. Патриция быстро встала и подошла к окну. Нед заметил, как от ее частого дыхания запотело стекло.
Он подошел и встал рядом. Положил ладонь на ее руку.
Пэт повернулась.
— Пожалуйста, Нед, — тихо сказала она, и ее лицо побелело. — Пожалуйста, Нед; отвези меня домой.
Глава восемнадцатая
Под рассветными опаловыми облаками «Серый кот» тихо вышел из бухты. Энтони не спал, он высунулся из окна
Стояло прекрасное утро ранней осени, и солнце рассеивало вуаль облачков, цеплявшихся за невысокие холмы на другой стороне бухты. Из обитателей дома Энтони проснулся первым — все после смерти Джо как-то отстранились от привычной повседневной рутины. В былые дни лишь дядя Перри мог подолгу валяться в кровати, однако из-за застоя в делах даже тётя Мэдж теперь не вставала раньше половины девятого, и маленькой Фанни, и в лучшие времена просыпавшейся неохотно, обычно удавалось проскользнуть минут на десять раньше неё, как дерзкому фрегату перед большим кораблём.
Патриция обычно спускалась первой, а Энтони вслед за ней, но этим утром он вышел намного раньше. Увидев надписи белым на тротуаре и на ставнях ресторанной витрины, он счёл, что если поторопиться, успеет стереть их до того, как спустится вниз Патриция.
Хотя Энтони не присутствовал в полицейском суде, позже тем вечером тётя Мэдж с дядей Перри обсуждали при нём заседание, и он догадывался, что надписи имеют какое-то отношение к произошедшему. Та, что на витрине, гласила: «Только для моряков», а на тротуаре была подлиннее: «Заходите в любое время, когда вы в порту».
Была и другая причина поторопиться — уже совсем рассвело. И хотя улица сейчас была пуста, совсем скоро на ней появятся люди.
Дверь ресторана была заперта, Энтони пришлось нести ведро с водой через кухню по боковой лестнице. Потом он сообразил, что не взял ничего для работы, и побежал обратно за половой щёткой и тряпкой.
Он начал с окна и сразу же обнаружил, что надпись сделана не побелкой, как думал сначала, а краской, и она уже несколько часов как засохла. Буквы стирались, но с огромным трудом. До верхней их части он едва мог дотянуться, но это было неважно — он сделал их нечитаемыми.
Он работал уже минут пять, когда на углу остановилась тележка Уорна-молочника. Фред Уорн, здоровенный сын-переросток, спускался по узкой улочке с молочным бидоном. Увидев Энтони, он остановился и опустил свою ношу наземь.
Фред Уорн был результатом брака двоюродных брата с сестрой и разумом не блистал.
— Чегой-то ты делаешь?
Энтони остановился на миг и пожал плечами.
— Ря-ков, — по слогам прочёл Фред. — Толь-ко. Какая-то ерунда. Кто это на тротуаре писал?
— Не знаю, — ответил Энтони.