Забытая Византия, которая спасла Запад
Шрифт:
Прибыв под стены Дураццо, Гвискар энергично подверг город осаде, но его жители хорошо знали, что Алексей уже направляется к ним на помощь, и сдаваться не собирались. После нескольких недель бесплодных атак Роберт отступил на более защищенные позиции. 18 октября к городу прибыл император со своей армией. Войско, которое Алексей сумел собрать за такое короткое время, было необычайно огромным — но оно было подвержено традиционной византийской слабости того времени. Ядро армии, как обычно, составляла элитная варяжская стража, но прочие ее контингенты были недисциплинированным разношерстным сборищем наемников, чья верность — и храбрость — в лучшем случае не внушали доверия. Единственным утешением для Алексея было то, что варяги, по крайней мере, рвались в бой.
За пятнадцать лет до того
Свирепо размахивая своими ужасными обоюдоострыми топорами, варяги ворвались в ряды норманнов, круша своими топорами людей и лошадей, вставших у них на пути. Перед лицом такой яростной атаки норманны отступили, но турецкие наемники Алексея предали его, и он не смог воспользоваться полученным преимуществом. Когда норманнская конница развернулась, большая часть имперской армии была рассеяна. Лишенные прикрытия и оставшиеся в безнадежном меньшинстве, варяги были окружены и уничтожены все до единого. Алексей, истекая кровью от раны во лбу, продолжал сражаться, но он знал, что сражение проиграно. Вскоре он бежал в Болгарию, чтобы восстановить свое разгромленное войско.
Как и надеялся Гвискар, империя оказалась слаба. Когда лучшая часть византийских войск была уничтожена, казалось, ему больше нечего бояться со стороны Алексея. Весной 1082 года Дураццо был захвачен вместе с большей частью северной Греции, и теперь Гвискар мог с хвастливой уверенностью пообещать своим людям, что к зиме все они будут обедать во дворцах Константинополя.
Однако, к несчастью для кулинарных планов захватчика, Алексей был далек от мыслей о капитуляции. Изобретательный император понимал, что у него нет надежды победить в прямом противостоянии с норманнскими войсками — но были и другие способы вести войну. И в его умелых руках дипломатия оказалась оружием более острым, чем сталь.
Гвискар не знал поражений в Южной Италии, но его головокружительная карьера обеспечила ему множество врагов. Главным среди них был германский император Генрих IV, который держал в руках Северную Италию и с тревогой наблюдал за растущей силой норманнов на юге. Когда Алексей прислал значительное количество золота и недвусмысленно намекнул, что норманнский император не особенно устраивает их обоих, Генрих любезно вторгся в Рим, заставив перепуганного папу умолять Гвискара немедленно вернуться. Роберт колебался — но к этому времени еще больше византийского золота перешло в карманы итальянцев, и без того раздраженных правлением норманнов, и вскоре пришли новости о том, что Южная Италия тоже восстала. [182] У скрипящего зубами от досады Гвискара не было иного выбора, кроме как уйти, оставив своего сына Боэмунда продолжать кампанию вместо него.
182
Одним из самых недооцененных подарков Алексея Византии стало то, что он восстановил золотое содержание монет и таким образом положил конец ужасной инфляции, которая подрывала экономику.
Алексей немедленно атаковал, быстро собрав не менее трех наемнических армий, но все они разделили судьбу предыдущей. И император добился только того, что еще больше истощил свою сокровищницу. Даже без своего харизматического правителя норманны оказались крайне серьезным противником для имперских войск, и Алексей стал искать союзника, который мог бы сразиться за него. Он нашел такого в Венеции — самой «византийской» из морских республик, правители которой были точно так же обеспокоены размахом честолюбивых замыслов Гвискара. В обмен на помощь их флота Алексей обещал венецианцам уменьшить пошлины до небывалых (и в перспективе
Эта уступка практически выдавила византийских торговцев из морской торговли, но той весной казалось, что дело того стоит: венецианский флот отрезал Боэмунда от припасов и подкреплений. К тому времени силы норманнов были полностью истощены. Прошло почти четыре года с тех пор, как норманны высадились на территории Византии, и хотя им удалось разгромить все посланные против них армии, с дня своего прибытия они ни на пядь не продвинулись в деле завоевания Константинополя. Сын Гвискара не произвел впечатления на большинство их командиров, и теперь они хотели просто вернуться домой. Поощряемые хитрыми взятками Алексея, норманнские воины начали роптать, и когда Боэмунд вернулся в Италию, чтобы собрать больше денег, его командиры быстро сдались.
В следующем, 1085 году семидесятилетний Роберт Гвискар предпринял новую попытку, но сумел занять только остров Кефалония. Здесь лихорадка довершила то, чего не могли сделать мечи бесчисленных врагов, и он умер, так и не исполнив свою великую мечту. [183] Империя могла вздохнуть с облегчением и снова обратить внимание на менее важные угрозы с Востока.
Мусульманская угроза — очень схожая с норманнской — не так давно чрезвычайно уменьшилась благодаря неожиданной смерти. В начале правления Алексея казалось, что турки-сельджуки поглотят остатки Малой Азии. В 1085 году Антиохия пала под их неодолимым натиском, а в следующем году та же участь постигла Эдессу и большую часть Сирии. В 1087 году был захвачен Иерусалим, и пути паломников в Священный город были полностью перекрыты новыми фанатичными хозяевами, что стало величайшим потрясением для христианского мира. Выйдя к Эгейскому побережью, мусульмане в 1090 году захватили Эфес и начали распространяться по греческим островам. Хиос, Родос и Лесбос пали один за другим. Но когда уже казалось, что Азия окончательно потеряна, султан умер, и его царство раскололось на части в обычной схватке за власть.
183
Хотя его тело было перенесено и захоронено в итальянском городе Веноза, прелестный городок Фискардо, где он умер, все еще носит искаженную форму его имени.
Когда норманнская угроза притупилась, а враги-мусульмане вступили в междоусобицу, у империи появилась возможность справиться и с угрозой сельджуков — и Алексей знал, что этот шанс может оказаться последним. Императору была нужна только армия, но как показали недавние сражения с норманнами, его собственное войско находилось в плачевном состоянии. Алексею пришлось искать союзников, чтобы получить необходимые мечи и укрепить свое войско. В 1095 г. он так и поступил. Взяв в руки перо, он написал письмо папе.
Решение обратиться за помощью к Риму в свете отлучения от церкви сорок один год назад было довольно удивительным — но большинство людей, принимавших участие в этой прискорбной истории, давно умерли, и за прошедшие десятилетия страсти улеглись. Император и папа могли порой спорить о разных богословских мелочах, но они принадлежали к одной вере, и Алексей написал Урбану как брату по вере. В качестве жеста доброй воли, чтобы начать все заново, император снова открыл в Константинополе латинские церкви, и когда его послы прибыли к папе Урбану II, понтифик пребывал в добром расположении духа. Его глубоко потрясли ужасающие завоевания турок, а плачевное положение восточных христиан под владычеством мусульман нельзя было и дальше оставлять без внимания. Не сохранилось ни одной записи последовавшей затем беседы, но когда спустя несколько месяцев папа отправился во Францию, у него уже родился новый великий замысел. Ислам объявил джихад, чтобы захватить священные места христианства, и распространял свою веру даже в Европе. Теперь же настало время для великого контрнаступления христиан. 18 ноября с церковной кафедры неподалеку от французского города Клермона папа выступил с одной из самых судьбоносных речей в истории.