Забытая Византия, которая спасла Запад
Шрифт:
На Востоке, напротив, богатства стекались в имперскую казну, население быстро росло, а голод, как казалось, остался далеко в прошлом. Люди, вознесенные этим новым процветанием, были, казалось, повсюду: они ездили в паланкинах, жертвовали в пользу роскошных общественных зданий и играли в поло на широких проспектах. Вера в успех была разлита в воздухе и действовала заразительно. Включение болгар, сербов и русских в культурный состав империи добавило ей разнообразия, но общество — и церковь — никогда еще не было таким сплоченным. Иконоборчество, последняя значительная ересь, повлиявшая на византийскую церковь, не подавало признаков жизни уже почти два века, и церковь с государством прониклись духом сотрудничества. Для честолюбивой молодежи образование снова стало способом добиться многого в жизни, а обширные библиотеки
Античным авторам в Византии всегда выказывали осторожное уважение, а поскольку язычество давно прекратило свое существование и больше не представляло угрозы, труды светских классиков древнего мира снова стали цениться высоко. Дух гуманизма распространялся по империи, и ученые знатоки начали умышленно подражать античному стилю. Копии античных трудов времен Греции и Рима стали высоко цениться; и духовенство, и миряне начали с почтением создавать списки ослепительных шедевров. Эта традиция стала одним из прекраснейших даров, оставленных империей последующим поколениям. Поскольку Египет (в том числе являвшийся источником папируса) был давно потерян для империи, старые ветшающие рукописи копировались на более долговечный и легкодоступный пергамент. Это, в свою очередь, позволило литературе продолжить существование. Несмотря на масштабные разрушения, последовавшие за крушением империи, большинство работ греческих классиков, сохранившихся до наших дней, дошли до нас именно благодаря византийским копиям того периода.
Императоры, конечно, всегда имели доступ к непревзойденным имперским библиотекам — но теперь они стали рассматривать общее содействие образованию как одну из своих обязанностей. К моменту смерти Василия II Константинополь был домом для выдающихся поэтов, юристов и историков — блестящего собрания образованных людей, равного которому на Западе не возникало до эпохи Возрождения.
К сожалению, Василий II не оставил наследников, достойных подобного великолепного наследства. Вдобавок культурный расцвет, подаривший империи настолько выдающийся образованный класс, также сделал придворную знать высокомерной и обособленной, полностью уверенной в том, что она может управлять государством лучше, чем кто-либо другой. Смерть Василия неожиданно отдала судьбу империи им в руки, и они умышленно выбирали слабых и легко поддающихся влиянию императоров, которые были больше заинтересованы в том, чтобы сохранить новообретенную власть, чем во благе для государства.
Как ни странно, эта недальновидная политика знати, по которой на трон сажали заурядных людей, привела к ее собственному угасанию. Тяжелое налоговое бремя снова легло на бедняков, не затронув богатых, а от земельных законов македонской династии императоры скоро отказались, оставив крестьян во власти хищных землевладельцев. Богатые добавили к своим обширных имениям почти все земли, в то время как их доверенные лица при дворе добились снятия с них налогового обложения. Недалекие императоры, столкнувшись с практически независимой аристократией и теперь серьезно нуждаясь в деньгах, пошли на шаг, еще более обостривший проблему: они снизили вес золотой монеты, чего империя ухитрялась избегать почти семьсот лет. Деньги начали обесцениваться, запустив маховик инфляции, и авторитет Византии стал падать, поскольку заграничные торговцы отказывались от дешевеющей валюты.
Мелкие фермеры оказались на грани исчезновения, часто превращаясь в сервов — крепостных на своей собственной земле. Поскольку ветераны войн больше не были в состоянии заниматься земледелием, вся система «крестьянин-солдат» развалилась. [173] Византийская армия, теперь опасно ослабевшая, была вынуждена полагаться на наемников, а руководство ею перешло от военных к малокомпетентным политикам. Внешние вторжения и политический хаос ударом молота обрушились на империю, оставшуюся без контроля, сокрушив и духовную, и светскую власть. За короткий промежуток в пятьдесят лет империя была потрясена двумя трагедиями, которые подорвали ее силу и расшатали основания государства. Хотя Византия просуществовала еще четыре столетия, она никогда так полностью и не оправилась от этого двойного удара.
173
Селить на границах империи ветеранов, которые могли бы составлять хорошо обученное ополчение в обмен на владение землей, было в Византии обычной практикой. Эта система позволяла значительно снизить расходы на оборону без серьезного ослабления безопасности империи и великолепно работала долгие годы.
Первым и причинившим самый большой вред был удар, обрушившийся в 1054 году и сильно ухудшивший отношения с Западом. Кризис, что разразился в том году, назревал десятилетиями и теперь был почти неизбежен. Под тонкой пленкой сплоченности христианского мира, что объединял земли старой Римской империи, сохранялись глубокие противоречия Востока и Запада, веками все больше отдалявшихся друг от друга. Из пяти великих патриархатов христианской церкви четыре находились на Востоке, где греческая любовь к дискуссиям до некоторой степени удерживала церковь в децентрализованном состоянии. Быть может, Константинопольский патриархат и находился ближе остальных к имперской власти — но в то же время он был самым молодым из патриархатов, а более древние и более
На Западе, где единственным патриархом был римский, понтифик, устав от бесконечных восточных измышлений и ересей, начал считать себя непререкаемым авторитетом христианского мира. В конце концов, разве сам Христос не «отдал ключи от небес» Петру, первому священнику, со словами «на сем камне я создам Церковь мою»? Очевидно, что папа был не просто «первым среди равных», как учили на Востоке, но несомненным главой церкви.
Кризис спровоцировал упрямый патриарх Михаил, который написал письмо папе Льву IX, обращаясь к нему как к «брату», а не как к «отцу», и сравнивая его с Иудой за добавление слова filioqueк Никейскому символу веры. Это был старый и довольно ожесточенный спор, который на протяжении поколений раскалывал церковь. Согласно изначальной версии Символа веры — основного положения христианства — Дух Святой исходит от Бога-отца. Такой вид символ веры имел до конца VI века, когда испанская церковь добавила для своих вестготских владык-ариан слово filioque(«и Сына») в попытке подчеркнуть божественную сущность Христа. Восточная церковь могла, конечно, благожелательно отнестись к духу испанского добавления — но изменить символ веры можно было только властью Вселенского собора, и таким образом это произвольное дополнение оказалось отвратительной ересью. Все оказались еще больше поражены, когда папа официально ее одобрил. [174] Священное Писание по большей части ничего не говорит по поводу Троицы, делая практически невозможным решить спор об отношениях ее участников. Обе стороны упрямо настаивали на своем, но теперь письмо патриарха папе сорвало с церкви видимость единства и открыло всему миру глубоко укоренившиеся разногласия. [175]
174
Разумеется, Западной церкви потребовалось время, чтобы принять испанскую версию. Еще в IX веке папа Лев III вывесил символ веры в его изначальной формулировке у входа в Собор Святого Петра, а в 880 году Иоанн VIII промолчал, когда Константинополь осудил это добавление.
175
Раскол между Римом и Константинополем наиболее четко прослеживается в современных Сербии и Хорватии. Хотя обе эти страны — славянские, и говорят в них на одном языке, они имели несчастье попасть в противоборствующие религиозные лагери. Хорватия вступила в союз с Римом и стала католической державой, используя для записи латиницу, а Сербия вошла в православную сферу влияния и использует кириллицу.
Именно в этот момент затаенной неприязни византийский император Константин IX предложил папе отправить нескольких папских легатов в Константинополь, чтобы обсудить военный союз против их общих врагов. Папа принял приглашение — но, к несчастью для всех участвующих в этом деле, он выбрал своим представителем кардинала по имени Гумберт, враждебно относящегося к грекам. Тот прибыл в Константинополь, уже готовый к оскорблениям, и вскоре ему представилась для этого отличная возможность: столь же нетерпимый патриарх Керуларий отказал ему в приеме. Раздраженный жирной греческой пищей, сквозняками в помещениях и прохладной встречей, Гумберт проводил время, критикуя хозяев за восточные обычаи, позволяющие священникам вступать в брак, использовать квасной хлеб в причащении (Евхаристии) и есть мясо во время Великого поста.
Ситуация только ухудшилась, когда в конце апреля пришли вести, что папа умер, лишив Гумберта и той малой власти, которой тот обладал, и тем самым сделав всю его миссию бессмысленной. Потребовав аудиенции у патриарха, кардинал попросил разрешения удалиться — но Керуларий насмешливо ему отказал, удерживая разъяренного кардинала практически под домашним арестом. Два месяца папский посол кипел в Константинополе от злости, но 16 июля 1054 года, не видя конца своему заключению, решил, что с него довольно. Отправившись в Софийский собор, Гумберт торжественно возложил на алтарь грамоту об отлучении от церкви. Повернувшись, он символически отряхнул пыль с ног и покинул здание, поклявшись никогда не возвращаться. Вред, причиненный в тот момент, был столь же огромен, сколь трагически случайны обстоятельства его нанесения. Христианский мир никогда снова не станет единым, и удар нанес без малейших на то полномочий недовольный представитель мертвого папы.
Несколькими неделями спустя патриарх оказал ответную любезность, созвав собор, который точно так же предал анафеме Запад. Каждая из сторон надеялась, что другая уступит, но было слишком поздно — отношения были прочно испорчены. Папа утверждал, что латинская церковь является «католической» или «вселенской», и патриарх притязал на то же, обосновывая это тем, что греческий ритуал является «ортодоксальным» — «православным» или «истинным».
Христианский мир разделился пополам, и Византия оказалась в опасном и пугающем одиночестве. С этих пор державы к западу от нее не предлагали ей помощи, и империи пришлось противостоять врагам на востоке, полагаясь только на свои истощенные ресурсы.