Забытая жизнь

Anuwa Kosnova

— Северус, — выдохнула я очень тихо и нежно посмотрела на него.

— Ты только моя! — сказал он, наклоняясь, чтобы поцеловать меня, и когда его язык легко скользнул во влажную пещерку моего рта, пальцы одновременно проникли в сомкнутые створки розовой женской раковины, начали ласкать и гладить нежную плоть. Я вскрикнула, вздрогнув и непроизвольно поднимая бедра. Северус поцеловал мою грудь, чувствуя ответную дрожь.

— Тебе так нравится, счастье мое, — шепнул он, обжигая мою кожу горячим дыханием.

— О да,

Северус… — выдохнула я, но тут Северус, вобрав губами мой сосок, начал сосать и покусывать, и я была больше не в силах выдержать — слишком сильными, слишком напряженными и острыми были ощущения. Я снова вскрикнула, стиснула зубы, но его пальцы неумолимо продолжали ласкать меня, двигаясь теперь более ритмично, проникая глубже, и я поднималась и опускалась вместе с ними, стараясь надавить сильнее, без слов показать Северусу, чего я хочу.

Когда мое тело выгнулось в отчаянной мольбе, когда сладостно-жгучая, почти невыносимая боль пронзила меня, я громко выкрикнула имя Северуса, затерявшись в океане наслаждения, не пытаясь вынырнуть на твердую сушу, уносимая волнами экстаза.

Северус же не сводил взгляда с содрогающейся в конвульсиях меня, впитывая каждое движение, каждую смену выражений, чувствуя мое освобождение, как свое собственное. Я, наверное, выглядела такой потрясенной. Ошеломленной.

— Ты моя, навсегда!

Когда, наконец, неистовые судороги стихли, Северус приподнялся и без единого слова, без предупреждения вонзился в меня сильным, мощным рывком, прижал меня к себе и впился в губы поцелуем, заглушая мой вопль удивленной боли. И когда он проник глубоко в это тугое лоно, когда я приняла его в нежную, теплую и тесную расщелину, Северус оперся на локоть. Моя кожа была чуть влажной, и он с наслаждением втянул ноздрями воздух, почти клубящийся вокруг него, вдыхая горьковатые запахи пота и плотской любви.

— Посмотри на меня, — попросил он. — Маленькая моя, как же я люблю тебя!

Я подняла руку, легко обвела контуры его лица кончиками пальцев.

— Хороший мой… из глаз потекли слезы счастья.

Северус задрожал, закрыв глаза, пытаясь противостоять напору невероятных ощущений, которые я будила в нем. Северус сцепил зубы.

— Не двигайся. Пожалуйста, не шевелись.

— Любимый мой.

— Анри…

— Ты так глубоко во мне… Северус…

— О Боже, — охнул он, отчаянно пытаясь опомниться, взять себя в руки, но было уже поздно, слишком поздно. Северус стал набавлять темп, и блаженство накрыло меня.

Я почувствовала, как напрягается, вздрагивая, набухшая плоть, как он сам рассыпается на миллионы звездных осколков, теряя остатки разума, изливая семя в мое нежное лоно, отдавая все, все на свете, обещая без слов, что так будет до конца жизни.

И я приняла его, и удерживала, и приветствовала всем сердцем.

Северус тяжело дышал, я улеглась на его грудь и почувствовала его ладони на спине.

Я

поцеловала его грудь и тихо прошептала:

Улыбнись, не страдай,

Мой обман оправдай,

Не теряй любви — не теряй!

Не теряй ко мне интерес,

Я еще не исчезла — не уставай!

Страсть любви испытай…

Сердце в кровь истерзай…

Ревность верностью обыграй!

Мои ночи счастливее всех — Я, Арианрода, твой грех, не забывай!

Северус сильнее прижал меня к себе и прошептал:

— Ах ты пакость моя.

========== Глава XLII. Он вернулся? ==========

1995 год.

Я выбежала на площадку перед трибунами, все бурно аплодировали. Гарри Поттер лежал на земле, он не двигался. Рядом с ним лежал Седрик.

Водоворот звуков оглушил меня и сбил с толку. Голоса, шаги, крики доносились отовсюду. Гарри оставался на земле, лицо его исказила болезненная гримаса, как будто вся эта какофония была лишь ночным кошмаром, который непременно пройдет… Знакомые чувства.

— Что с ним такое? — послышался шепот Флер, подойдя ближе к ним, она закричала и закрыла ладонями глаза.

Мы с Альбусом подлетели одновременно. Он схватили Гарри, и резко перевернул на спину:

— Гарри! Гарри! — Он открыл глаза.

Вокруг нас сжималось кольцо теней — это была окружившая нас толпа, которая становилась все больше и больше.

— Нет! Нет! Нет!

Гарри отпустил Кубок, но еще крепче прижал к себе Седрика. Он поднял свободную руку и ухватил Дамблдора за запястье. Лицо директора то становилось отчетливым, то снова расплывалось.

— Он вернулся, — прошептал Гарри. — Волан-де-Морт вернулся.

— Что случилось? Что происходит?

Сверху над нами возникло побелевшее от ужаса лицо Корнелиуса Фаджа.

— Бог мой! Диггори! — прошептал он. — Дамблдор… он мертв!

Слова эти тут же пронеслись над окружавшей нас толпой, которая сотней голосов выплеснула эту ужасную новость в тьму ночи:

— Он мертв! Он мертв! Седрик Диггори! Мертв!

— Всем оставаться на своих местах, — попросила я.

— Гарри, отпусти его, — услышала я голос Фаджа.

Над ним наклонилось расплывчатое лицо Дамблдора.

— Успокойся, Гарри! Успокойся, Седрик дома! Вы оба дома! Гарри, ему уже не поможешь. Все кончено. Отпусти его.

— Он хотел, чтобы я принес его обратно, — пробормотал Гарри. — Он хотел, чтобы я принес его обратно к родителям…

— Хорошо, Гарри… А теперь отпусти его, ну же…

Дамблдор наклонился и с силой, неожиданной в таком худом и старом человеке, поднял Гарри и поставил его на ноги. Гарри покачнулся.

Краем глазам я заметила Северуса, к нему подошел Фадж и что-то прошептал, от чего Северус напрягся. Они оба подошли к Гарри и склонились перед ним.

Толпа, беспокойно шевелясь, наступала, темные тени придвигались все ближе.