Забытые-3: Хранители перемен
Шрифт:
А, Шамир?
И мир так красноречиво замер…
А ведь я всегда думала, что духи излома – явление древнее. Но, задумавшись о раздробленности Шамира, я задавала памяти прошлого вопрос за вопросом и получала лишь один ответ: нет. Не было прежде ни духов, ни стай. А душа Песни, которую я посчитала ипостасью Шамира, – это просто душа Песни. Это осколки душ первых искрящих, которые слились в одно создание, чтобы помогать своему народу и присматривать за нами.
Духи изломов же и дети зимы…
Почему это случилось, Шамир? Это чьи-то злые чары – или, как и в случае с Забытыми, твоя юность
Мир молчал, лишь тоскливо завывали в каменных изваяниях позади нас вернувшиеся ветра. Я не понимала, что значит такой ответ. Да и ответ ли это? Или просто обычная тишь пределов? Но ощущала острую потребность поговорить с Шамиром – честно, вдумчиво и спокойно, а не на ходу. И может, мы с ним даже найдём время и способ. Когда-нибудь. Как-нибудь.
– Верна!
– Племяша! Очнись!
Я вынырнула из задумчивости.
Каменные изваяния кончились – в солнечных лучах вновь знакомо искрила снежная степь. Позади нас синели, скрытые дымкой, предгорья Восточной гряды. В стоячем морозном воздухе мерцали крохотные крупинки льда. Солнечные лучи обнимали притихший мир. На безмятежном небе – ни облачка. И по-прежнему весело бежала вперёд золотая путеводная тропа Светлы.
– А может, не надо? – я опасливо поёжилась. Горки мне ещё во вратах Стужи не понравились. – Может, сами дойдём, а? Я бы и в Алом покопалось – нашла бы пепел силы от Славны, узнала бы, кто их с Меченом убил… А к ночи будем в Приозёрном. И мало ли какая гнусь там спит – силу, в смысле, поберечь бы. Не?..
– Зимой? – фыркнул знающий. – Беречь силу? Мне?
Ну да, признала я. Глупо.
– Не бойся, я – не Стужа, – поддел Зим. – И горки у меня такими же не получатся. Они будут проще, медленней и короче. Зато к ночи мы не только в Приозёрном будем, но и записи отыщем. Сама же говорила, не надо откладывать на послезавтра то, что можно сделать сейчас.
– Дело не в страхе, – я пока не могла понять, почему меня отталкивала здравая мысль сократить путь.
Да, повторюсь, не понравились горки. Но если надо, то я что угодно вытерплю. Даже силу осени и отрезанность от внутреннего солнца целый сезон терплю. Нет. Это что-то другое.
– Это что-то другое… – повторила я, озираясь.
Давай же, не молчи! Подскажи!
Но Шамир молчал.
Хорошо. Сыграем в знакомую игру. Правила ты знаешь. Молчи, если нет. Толкни ветром, если да.
Дело не в горках? Дело в полезном пути? Мы можем что-то увидеть по дороге? Полезное и важное?
Ветер взъерошил мои волосы, а солнце, показалось, улыбнулось.
– Идём пешком, – «перевела» я намёк Шамира. – Внимательно смотрим по сторонам… и не только. В нашем прошлом скрыто множество тайн, а пределы – ключ к ним.
– Всё правильно, – прошептала Светла. – Восточная гряда собрана из осколков разных городов, но не все слиты в скалы. Мелкие и ненужные
Зим выглядел и разочарованным, и заинтересованным. Конечно, хотелось покопаться в загадках пределов. Но и попробовать чары ледяных горок – тоже.
– Нам ещё обратно идти, – напомнил дядя Смел. – Сохрани чары, парень. Пригодятся. А до Южной гряды можно будет и с ветерком.
Я поправила сумку и первой устремилась вперёд.
Осколки…
Да весь наш мир – одни сплошные осколки. Во времена Забытых он рухнул с высоты своего самомнения, да так и остался лежать разбитым. Города – в осколки. Народы – в осколки. Память – в осколки. Дух Шамира – в осколки. И сколько нам всё это собирать в одно целое, и будет ли оно «рабочим»… Хотя – безлетные же собираются, если все осколки целы. И мы соберёмся. А если трещины останутся, если рубцы будут болеть на погоду… Пускай остаются и болят. Жестоким напоминанием.
Вёрт? Пошурши-ка по окрестностям. Вдруг что найдёшь. Все осколки здесь скрыты снегом.
Подруга нырнула в ближайший сугроб, и вслед за ней рванул, поднимая облака снега, Вьюж. Вроде поумнел, «собравшись», а от желания быть нужным и некоторой ревности явно не избавился. Без чувства собственной полезности жить сложно, да.
– Верн, а расскажи подробнее, что в Алом было, где ребят убили, и в Приозёрном, где записи припрятали, – попросил Зим, поравнявшись со мной.
Я собралась с мыслями и пересказала в деталях, как сама увидела, а не в общих чертах, как накануне. Всё равно больше делать нечего. Дорога одна. Заснеженное поле – одно и то же, и разнообразят его лишь наши помощники, один сверху, вторая снизу, выныривая из сугробов. А до Алого путь неблизкий.
– В записях Весела и Бела всяко будут имена их проклятых продолжателей, – голос дяди Смела сочился зловещим удовлетворением. – Уверен. По ним несложно будет вычислить потомков и спалить всю эту гниль. И с вниманием и тщанием спалить, чтоб даже пепла не осталось.
– Думаю, Шамир неслучайно свёл наши пути – Дорога и мой, – я кивнула. – Ему можно доверять. И записи отдать. Только пишущий сможет разобрать каракули пишущего. Отправим записи в «потеряшку», как только найдём.
И если благополучно найдём.
– А наставительница Снежна? – поднял брови Зим. – С ней Шамир тебя свёл раньше. Почему не ей? И почему не Дремню?
– Не знаю, – я пожала плечами. – Просто чувствую, что записи – для Дорога.
– Вероятно, он – потомок, – предположила Светла. – Если выжили семьи предателей, то почему бы не уцелеть и потомкам Весела и Бела?
– И Хмура? И Золота? – оживилась я.
Проклятье Стужи и это зацепило – многие искрящие потеряли свои корни. У кого выжили родители – те помнили, а кто остался сиротой – нет, запомнили лишь приёмных родителей. Моя семья как раз из таких – наши корни бесследно сгинули в тумане прошлого. Ни деды, ни бабушки не помнили родных, только приёмных. А ведь так интересно знать, чей ты потомок на самом деле…