Забытые-3: Хранители перемен
Шрифт:
– Почему? – немедленно заинтересовался знающий.
– Потому что… – я осеклась.
Город восставал из мёртвых.
Поднимались из земли остовы домов и нарастали сверху крыши. Прокладывались дороги. Заново возводились стены. Тысячи невидимых рук неустанно лепили из снега постройку за постройкой. А когда с домами, дорогами и стенами было закончено, чары взялись за деревья. За животных. И за людей.
Они проступали из снежной заверти, закутанные в пушистые белые шали – суровые лапы елей, сильные спины ездовых псов, покрытые головы и сутулые плечи людей. Сначала – неподвижные, точно
Вспыхнули, бессильные в метели, волшебные фонари – одна золотая цепочка под нами, у городской стены, и вторая вдоль шумных домов. Потянуло свежим хлебом и сладкой выпечкой. Зашумели ели. Обмениваясь короткими фразами, бежали к домам люди, придерживая шапки и прикрывая глаза от снега. Фыркая, встряхивались псы. Скрипели по свежему снегу сани. И тепло, маняще, разгорались огоньки за морозными узорами стёкол.
– Зачем?.. – хрипло прошептал рядом Зим. – Зачем он нам это показывает?..
Я знала ответ. Но побоялась его озвучить.
– Смотри, – ответила тихо.
Снег на мгновение замер, опав на землю. И жизнь тоже замерла – опять, точно некто остановил время. Зим выругался, явно догадываясь, что сейчас случится, дёрнулся, но ничего не успел сделать. Я повернулась и перехватила его руку, больно сжав запястье.
– Это прошлое, Зим, – напомнила шёпотом. – Ты ничего не сможешь изменить. Ты можешь только смотреть. И понимать. Прошлое не изменить. Но вот настоящее и будущее, зная прошлое, – да. Если страшно… закрой глаза.
Но он не отвернулся. Снова ругнулся и уставился в одну точку – в добрый огонёк за чьим-то окном в ближайшем доме. Я тоже глянула на него искоса и поняла: не хочу верить. Не хочу верить в то, что городок вот-вот рассыплется мёртвым снежным комом вместе с его замечательно живыми жителями.
Но…
Мороз ударил с такой силой, что даже я враз замёрзла – и моментально окоченела до полной неподвижности. И не было никаких взрывов, никаких искр и горящих боевых солнц. Просто похолодало так, что стало больно дышать и невозможно вздохнуть, шевельнуться… подумать. Остались лишь стужа… и защитно бьющаяся пульсом в висках песня. А после ударил ветер – один мощный порыв, и всё живое и неживое осело снежным пеплом.
– Он отсюда чаровал, – сообразил ни на искру не замёрзший Зим. – Стужа. Потому и место цело.
Снова взметнулся снег, и мороз исчез. И опять вместо города – кусок стены и несколько каменных, изломанных чарами, уродливых осколков прошлого.
Я выдохнула и плюхнулась на стену, дрожа и закутавшись в согревающую искристую пелену. Нет, Шамир это показал и для меня тоже, хотя я прожила подобное много раз в склепе памяти. Прожила с болью за живых – но не до конца поняла.
Если Стужа войдёт в силу, мы ничего не сможем сделать – замёрзнем так быстро, что даже не сообразим начаровать тепло. Или мгновенно взорвёмся, с нашей-то реакцией на лютую стужу.
Да, или – или, и всё без шансов. Песня защитит от взрыва, но не от мороза, а без неё… Ух. Да, без шансов.
Потому что теперь Стужа не будет брать город за городом, щадя те, где живут одни люди, и уничтожая холодную кровь, как здесь – в Яблочном, вместе со старой.
Тьма и все гиблые затмения…
Знающий сел рядом. В отличие от меня, он на своей шкуре угрозу не ощутил. Но помрачнел ещё больше, и угрюмые глаза уставились в одну точку – да, опять туда же, где ещё вдох-выдох назад мерцал уютный, милый любому сердцу домашний огонёк.
– Паскуда… – крякнул Зим, промолчавшись, и метнул злой взгляд на Шамира.
Тот по-прежнему сидел птицей, сложив крыла, и наблюдал за нами, склонив голову набок.
– Зараза… – снова ругнулся знающий.
Я поджала губы, сдерживая улыбку. Это было жестоко, Шамир, да. Очень. Но теперь Зим точно пошлёт Стужу с его обещаниями грязно, далеко и навсегда. В нём слишком много чисто человеческой доброты, чтобы обменять свою память на сотни чужих жизней.
– Его ж душу… – всё не отпускало знающего.
Я повернулась к Шамиру и мягко спросила:
– Значит, ты можешь чаровать? Иногда и по чуть-чуть?
Птица моргнула, и я уловила очень чёткое обещание: в нужный момент он нас не бросит и сотворит кое-что очень важное.
– А это не будет… последней каплей? – опасливо уточнила я.
Шамир фыркнул, распахнул крылья и взмыл в небо.
Не будет. Стужа явно преувеличивал беспомощность и «замусоренность» Шамира. Может быть, из-за распада сил уничтожить Забытого у раздробленной души мира нет… Но если все его осколки с остатками чар соберутся в одном месте, то у Шамира наверняка получится необходимое и явно давно запланированное чудо.
– Почему ему нельзя чаровать? – отвлёкся от своих переживаний Зим.
Я коротко объяснила.
Знающий выслушал и недоверчиво посмотрел вслед птице.
– А я, Верн, думаю, что он сам распался на части, – произнёс он задумчиво. – Или чтобы не сорваться и новых бед не натворить… или потому что только таким, мелким, Шамир и может чаровать. По чуть-чуть, но без опасности для нас. И, кажется, даже используя свою сезонную силу. Ту самую, вредную, которой слишком много.
Птица заложила над нами круг и вспыхнула вторым холодным солнцем.
– Похоже, – согласилась я, щурясь. – Что-то в этом есть. Наверное, ты прав.
И мне неважно, как до тебя дошло это знание, да. И я не ревную, ни-ни, Шамир, честно-честно!
– Ладно, передохнули – и в дорогу, – я тряхнула головой. – Покопаемся в Алом – и без остановок до Приозёрного. Там и заночуем где-нибудь. И это… ты меня прости. За хладнокровного.
И ещё раз за него. И ещё раз.
– И меня, – очнулся дядя.
А я и не заметила, как наставители примолкли на время Шамировых чар… А мне так хотелось расспросить дядю о Зиме – о том ли они со Светлой подозревали, что вскрылось, на правую ли руку Стужи он намекал… Но, думается, да – именно на это. Карта-метка Забытого – последняя тайна Зима, все остальные мне Силен ещё в Гостевом раскрыл.