Забытые дела Шерлока Холмса
Шрифт:
Впервые публика узнала об этом деле из газет от 2 февраля, когда разбирательство уже завершилось. Суд установил, что ни Георга, ни дочерей Калм-Сеймура в 1890 году на Мальте не было. Об этом свидетельствовали и сэр Майкл, теперь уже пожилой человек со слабым здоровьем, и его младшая дочь.
Признаюсь, в ходе заседания случился неприятный момент, и я даже почувствовал, как по спине пробежал озноб. Облаченный в мантию сэр Руфус Айзекс черными орлиными глазами впился в лицо Мэри Калм-Сеймур. (Я по привычке называю миссис Напьер прежним именем.) Она заявила, что ни разу не встречалась с принцем Георгом с 1879 года, когда ей было восемь лет, по 1898-й — а тогда со дня его бракосочетания с принцессой Мэй минуло уже больше пяти лет. Не составляло большого труда доказать, что это неправда. И Холмс, и я прекрасно знали: Мэри не только видела принца, но и вместе с ним открывала большой бал в портсмутской ратуше 21 августа 1891 года. К тому же о праздничном событии писали и «Гемпшир телеграф», и «Сассекс кроникл». К счастью для сэра Руфуса Айзекса, обвиняемый не читал этих газет. Конечно же, маленькая ложь или большая забывчивость еще не означали, что Мэри Калм-Сеймур и в самом деле была женой принца Георга. Но Майлиус мог бы отклонить доводы обвинения, будь он осведомленнее.
Журналист отказался от адвоката. Вместо этого он отпечатал повестку в суд самому королю Георгу для дачи свидетельских показаний. Подобная выходка могла бы показаться возмутительной, если бы не была такой глупой. В отличие от Майлиуса, королевский прокурор хорошо знал законы. Монарх не может быть вызван свидетелем в суд, поскольку сам является опорой законности в государстве. Правда, Эдуард VII давал свидетельские показания дважды: на бракоразводном процессе Мордаунта и по делу о клевете на своего друга, игравшего в баккара в Тренби-Крофт и якобы передергивавшего карты. Однако в то время Эдуард еще носил титул принца Уэльского.
Холодный февральский день уже угасал, когда Майлиусу дали слово. Он попытался доказать, что его статья не является клеветой. К полному удовлетворению судей, с самого начала настроенных против обвиняемого, ему это не удалось. На протяжении всего слушания мистер Черчилль, сидящий позади сэра Руфуса Айзекса, подсказывал ему, какие вопросы необходимо задать свидетелям и от каких лучше воздержаться — последнее еще важнее, по нашему с Шерлоком Холмсом мнению. Майлиус, разумеется, стоял на своем. Слава богу, в нескольких утверждениях этот негодяй допустил ошибки!
Чуть позже, в мраморном фойе Центрального уголовного суда, напоминающем античный храм, я подслушал разговор Черчилля с Руфусом Айзексом. Эдварда Майлиуса только что увели из зала суда. Верховный судья приговорил его к году тюремного заключения и значительному штрафу.
На лице министра внутренних дел цвела ангельская улыбка.
— Люди подобного сорта всегда сопротивляются до последнего, — сказал он. — И вышло даже к лучшему, мой дорогой Руфус, что этот прохвост, пытаясь оправдаться, не упирал на то, что он просто повторил написанное в дюжине других газет. В таком случае вам пришлось бы предъявить обвинение всем этим изданиям и дело закончилось бы самым серьезным правительственным кризисом за последние пятьдесят лет.
Сэр Айзекс хмуро взглянул на своего друга.
— Негодяй отправился в тюрьму, — сухо ответил он. — Теперь с ним покончено. Для граждан этой страны человек, осужденный за клевету, является лжецом. Пусть он теперь обнародует хоть подлинное свидетельство о браке, ему уже никто не поверит.
— Прекрасно, — жизнерадостно рявкнул министр внутренних дел. — Нам остается только благодарить Бога!
Как известно, впоследствии было вылито еще много грязи, но худшего удалось избежать. Никаких компрометирующих документов Майлиус и его помощники больше не публиковали. Клеветник отсидел свой срок и вышел на свободу. Он перебрался в Нью-Йорк и там, недосягаемый для английского правосудия, издал памфлет «Морганатический брак Георга V». В этом сочинении он утверждал, опровергая свои же показания на суде, что принц Георг пробыл в Гибралтаре с 9 по 25 июня 1890 года и вполне мог за это время доплыть до Мальты и вернуться обратно. Точно так же, как и мисс Калм-Сеймур, находившаяся в Марселе.
Но было уже поздно суетиться. К бедняге навсегда прилипло клеймо клеветника и преступника. Сэр Руфус Айзекс был абсолютно прав, предсказывая, что никто не станет его слушать, даже будь у него на руках подлинное свидетельство о браке. Полагаю, только мы с Холмсом знали, почему такой документ не может быть опубликован, даже если он существовал бы на самом деле. Теперь воспоминание о неприятном процессе должно поблекнуть в блеске торжественной коронации Георга V и Марии в Вестминстерском аббатстве. К тому же королевская чета демонстрировала искреннюю любовь и привязанность друг к другу. Это был достойный ответ на клевету.
Тем февральским вечером, покинув здание суда, я отпустил кебмена и пешком отправился на Бейкер-стрит по мокрым мостовым Холборна и Мэрилебона. Шерлок Холмс еще в 1903 году уединился в Фулворте, неподалеку от гавани на побережье графства Суссекс. За полгода он так устал от занятий пчеловодством, что почти каждую неделю на два-три дня возвращался в наше убежище на Бейкер-стрит, 221-б. Я уже десять лет как был женат, но частые отлучки миссис Ватсон из Лондона по семейным обстоятельствам, а также толковый locum [31] позволяли мне проводить все больше времени в нашей старой берлоге. На самом же деле я начал регулярно заходить сюда еще со времен исчезновения регалий ордена Святого Патрика.
31
Сокращенно от locum tenens— временный заместитель (лат.).
В вечерних газетах появились короткие сообщения о суде над Майлиусом — их едва успели напечатать. Холмс провел весь день в утомительных переговорах с доверенным лицом леди Уорвик. Теперь он стоял у окна с неизменной трубкой в руке и кивал при каждой моей фразе. Он обернулся ко мне только раз, когда я рассказывал, как Мэри Калм-Сеймур давала свидетельские показания. А после описания финала, после которого Майлиуса увели в тюрьму Вормвуд-Скрабс, Холмс глубоко вздохнул.
— Не стоило открывать правду теперь, спустя столько лет.
— Какую именно правду? О том, что бракосочетание было, или о том, что его не было?
Холмс вынул трубку изо рта и покачал головой:
— Нет, Ватсон. Я имею в виду роль, которую мы с вами сыграли в этой драме. Мне бы не хотелось, чтобы она стала известна до моей или вашей смерти.
И его замечание, надо отдать должное, было весьма справедливым.
Так закончилась эта история, и ее завершение было менее громким, нежели начало. Когда угроза скандала с многоженством нависла над британской короной, нам пришлось столкнуться с серьезными противниками. По сравнению с ними Миллиус казался просто мелким интриганом. Об одном из них я уже писал ранее, присвоив ему вымышленное имя: Чарльз Огастес Милвертон.
Итак, вернемся на двадцать лет назад. Я и Холмс в то время жили на Бейкер-стрит. Стояло солнечное утро, мы только что позавтракали. Все мое существо требовало забросить дела и отправиться на прогулку под каштанами и вязами Риджентс-парка. Холмс, разумеется, так бы не поступил. Полагаю, в жизни моего друга не было ни единого случая, когда он оставил работу незаконченной.
Накануне мы слушали Йозефа Иоахима в Сент-Джеймс-холле. С легкой улыбкой и полузакрытыми глазами Холмс наслаждался прелестной мелодией бетховенского Концерта для скрипки в исполнении великого маэстро. Когда мы вошли в свою гостиную, был уже поздний вечер. Я зажег свет и сразу увидел на столе визитку сэра Артура Бигга с карандашной припиской о том, что он намерен вновь посетить нас завтра в одиннадцать часов. Если же мы по каким-то причинам не сможем принять его, сэр Артур просил нас зайти вечером в Клуб офицеров армии и флота на Сент-Джеймс-сквер. Дело настолько безотлагательное, что он не уедет из Лондона, не переговорив с Шерлоком Холмсом. Подробностей Бигг не сообщал, но любому англичанину было известно, что сэр Артур — помощник личного секретаря ее королевского величества.